– Столь огромному количеству людей нужно дать время, чтобы разойтись.
Он отдал солдатам приказ «Ружья к ноге!» и стал спокойно ждать, уткнув острие сабли в щель между двумя плитами мостовой.
Но вдруг послышались отчаянные крики:
– Не напирайте! Не напирайте!
Толпу, вероятно, всколыхнул какой-то жуткий порыв – неистовый водоворот множества человеческих тел обрушился на конвой, который не устоял и дрогнул. Солдатам пришлось нелегко вдвойне, ведь они совершенно не ожидали подобного оборота событий.
Тревога, немного отпустившая капитана, охватила его вновь.
– И унтер-офицер не идет! – прошептал он.
Пока он размышлял, толпа волновалась все больше, движения ее становились все опаснее.
Время от времени горстки простолюдинов буквально вклинивались в стороны образованного солдатами каре, получали тумаки, звонкие затрещины и удары прикладами, но все же сминали их ряды, напоминая о тех днях, когда небольшой отряд храбрецов мог наброситься на солдат, добраться до узника и освободить его.
Капитан был человек несвирепый. Ему претило прибегать к крайностям и проливать кровь.
«Кавалеристы, за которыми я отправил унтер-офицера, должно быть, уже рядом. Надо лишь продержаться до их появления».
Но толпа вокруг солдат напирала все сильнее и сильнее, ее ряды становились все гуще. Кольцо с каждой минутой стягивалось все плотнее, поэтому бравые гренадеры бросали на командира суровые взгляды, ожидая приказа взять ружья наизготовку или открыть огонь.
Но капитан уже совершенно потерял голову и не знал, к какому святому обратить свои молитвы.
И вдруг над всеми этими разгоряченными головами полетел крик, более громкий и страшный, чем все предыдущие:
– По улице Сент-Катрин галопом мчится кавалерия.
– Слава богу! – протяжно молвил офицер, для которого эта новость стала чем-то вроде избавления.
Однако то, что должно было спасти конвой, на деле его погубило, потому как зачинщики всего этого дерзкого предприятия очень ловко воспользовались новым обстоятельством.
Под их нажимом толпа безудержно бросилась к Интендантству, чтобы не попасть под руку изготовившимся к атаке кавалеристам.
Противостоять их натиску солдаты не смогли. Их ряды не дрогнули, но в них образовалась брешь.
К Жану-Мари бросились два десятка решительного вида мужчин.
Несколько солдат прекрасно видели этот маневр, но, боясь, что толпа их раздавит, слишком были заняты борьбой за собственную жизнь, чтобы со рвением мешать кому-то другому сохранить свою.
Лишь капитан бросился, чтобы оказать сопротивление освободителям приговоренного, но толпа в мгновение ока отрезала его от солдат.
Минута была критической. Водоворот стал увлекать Жана-Мари к экипажам.
Вдруг на улице Сент-Катрин показалась кавалерия. В ту же минуту народ бросился к площади Дофин и стал искать спасения в примыкавших к ней улочках.
Не успели кавалеристы перейти на галоп, как фиакры, стоявшие на огромном пространстве, стали рысью разъезжаться во все стороны.
Один из них увозил с собой похищенного Жана-Мари. Оставалось только узнать, какой.
II
Кавалеристы, примчавшиеся на выручку подразделению гренадеров, были гусарами.
Возглавлял отряд командир батальона. Прибыв на плас де ла Комеди, он сразу увидел суматоху, которой освободители Жана-Мари пытались воспользоваться, чтобы вызволить своего товарища.
Майор приподнялся в стременах, понял, что над капитаном и его людьми нависла смертельная опасность, и тут же отдал приказ к наступлению. Но не успели его конники проскакать и ста шагов, как подступы к Интендантству опустели, как по волшебству.
Одним из самых необычных явлений, доступных человеческому взору, как раз является большое скопление народа, рассеивающееся с такой быстротой, что никто не может объяснить, куда оно подевалось.
Как-то раз мне довелось оказаться на огромной площади Капитоль в Тулузе. Зеваки заполонили все пространство до такой степени, что еще двадцать человек она бы вместить на смогла. Но когда среди них поднялась паника – меньше чем за две минуты площадь совершенно опустела.
Здесь наверняка тоже произошло что-то в этом роде. Все эти люди буквально испарились на глазах у командира эскадрона и несколько мгновений спустя он оказался посреди пустыни, которую оживляли своим присутствием лишь капитан да его люди.
– Тупицы! – закричал гусар, проезжая мимо них.
Затем, не давая капитану времени ответить, приказал:
– Десять человек на улицу Энтанданс, десять на Шапле и десять на Пюи-Полен. Найдите мне этого приговоренного.
Гусары бросились выполнять приказ. Встретив Жана-Мари, они обязательно бы его схватили, ведь узнать его по костюму узника не составляло никакого труда.
Доехав до улицы Трей, командир эскадрона бросил:
– Еще по десять человек направо и налево.
В этот момент к театру действий подоспел отряд стражей порядка, которые тоже уже знали, что произошло.
По совету полицейского комиссара в районе, где имели место все описанные нами события, у дверей многих домов выставили часовых и решительного вида мужчины провели в них тщательный обыск.
Но так ничего и не нашли.
Тем временем гарнизон Бордо по-прежнему был выстроен в Королевском саду и ждал прибытия приговоренного. Чтобы поставить генерала в известность, пришлось отправить гонца и мне нет нужды говорить, что вояка, узнав эту новость, страшно разгневался.
– Найти его, доставить сюда и расстрелять! – закричал он.
– Но… генерал…
– Доставить живым или мертвым.
Офицеры, разумеется, сделали вид, что бросились выполнять его приказ. Но вся трудность заключалась в том, что искать было мало, беглеца нужно было найти. Но его так и не отыскали: Жан-Мари уже был в безопасном месте.
Когда всем стало ясно, что держать дальше солдат в ожидании нет никакого смысла, им приказали возвращаться в казармы и не покидать расположения своих частей.
– Вот так инцидент! – воскликнул генерал, возвращаясь к себе.
– Вы имеете в виду побег этого несчастного? – спросила его дочь, юная особа редкой красоты, но при этом страдающая от заболевания легких, из-за которого дни ее были сочтены.
– Да, – ответил старый солдат, – тебе уже рассказали…
– Об этом, отец, известно всему городу, и уверяю вас, все даже не пытаются скрывать свою радость.
– Черт бы их всех побрал! – с гневным видом признал генерал.
– Говоря по правде, – продолжала девушка, – я и сама в восторге от того, что произошло.
