– Надо быть слепым, чтобы этого не увидеть.
– Ну что же! – воскликнул первый собеседник, хитро прищурив глаз. – Спорю на что угодно.
– По поводу чего?
– Бьюсь об заклад, что этот малый отправился к генералу просить помилования для Жана-Мари.
– И что из этого?
– А то, что генерал теперь явится сюда, чтобы собственными глазами увидеть, что здесь творится.
– Вы полагаете?
– Ну конечно. А когда услышит крики людей, умоляющих о пощаде, то поддастся всеобщему настроению, и тогда у него больше не будет другого выхода, кроме как даровать приговоренному помилование.
Пока сей глубокий философ делал прогнозы о том, что должно было неизбежно случиться, капитан теснее сплотил ряды своего небольшого отряда. Он приказал солдатам встать плечом к плечу и с помощью ловкого маневра образовал вокруг Жана-Мари небольшое каре.
На губах узника по-прежнему играла улыбка, выражавшая презрение и почти даже безразличие.
– Почтенный народ! – воскликнул капитан, вставая перед своими солдатами с саблей в руке, – сейчас я отдам приказ к выступлению и поэтому призываю добропорядочных граждан разойтись, чтобы мне не пришлось применять силу, действуя в рамках закона.
Затем повернулся к солдатам и скомандовал:
– Примкнуть штыки! Ружья наизготовку!
Он уже собирался было отдать команду «Вперед!», но тут перед ним встали несколько человек, одетых по моде тогдашних богатых буржуа.
– Сударь, – обратился к офицеру один из них, – мне представляется, что в первую очередь вы стремитесь избежать конфликта.
– Это и в самом деле мое самое горячее желание. Но вы должны понимать – я не могу допустить, чтобы меня здесь остановили…
– Мы прекрасно все понимаем. Поэтому пришли сюда не столько помочь вам силой, сколько воспользоваться своим влиянием на этих людей, чтобы уговорить их разойтись и пропустить вас.
– Боюсь, господа, что в сложившихся обстоятельствах вы переоцениваете свой авторитет. Все эти люди слишком взбудоражены и я…
– Позвольте нам хотя бы попробовать.
– Упаси меня Господь, господа, препятствовать столь великодушным устремлениям.
– Но пока мы будем прилагать усилия, чтобы добиться желаемого результата, обещайте, что вы не будете применять силу!
– Обещаю.
– И не стрелять в толпу.
– Что до этого, господа, вы прекрасно понимаете, что к подобному средству я прибег бы лишь в случае самой крайней необходимости.
– Тогда, господа, мы попытаемся оказать вам содействие.
Буржуа затерялись в толпе, то тут, то там разговаривая с разрозненными группками собравшихся. И странное дело – по мере того, как они продвигались вглубь, народ, еще несколько мгновений назад не перестававший кричать, умолкал и медленно отступал, открывая подступы к Интендантству.
Офицер, удивленный и радостный, немного подождал, пока перед его отрядом не образовалось достаточно свободного пространства, и наконец скомандовал:
– Шагом марш!
В тот момент, когда он врезался в толпу, та, будто по мановению волшебной палочки, расступилась. Люди все еще шептали «Пощадите! Пощадите!», но уже не оказывали того пассивного сопротивления, из-за которого конвой потерял столько времени.
Капитану даже показалась подозрительной та легкость, с которой он проложил себе путь, поэтому он держался начеку, опасаясь какой-нибудь ловушки.
Эта неожиданная покорность толпы, еще совсем недавно отчаявшейся и готовой на все, и в самом деле выглядела в высшей степени странной.
Чтобы понять, в чем дело, нужно проследить за буржуа, которые взяли на себя труд успокоить собравшихся и уговорить их пропустить конвой.
Вполне очевидно, что для немедленного достижения результата им, по-видимому, пришлось воспользоваться простым, но при этом безотказным средством.
Что они и сделали, без обиняков пообещав людям, что Жан-Мари расстрелян не будет.
Как вы понимаете, после этого обещания навострили уши не только торговки с рынка, но и полицейские агенты, затесавшиеся в толпу, но теперь неспособные выбраться из ее слишком тесных объятий.
– Что вы говорите! Неужели его помилуют? – спрашивала славная тучная лавочница у одного из тех, кто перед этим разговаривал с капитаном.
– Нет! Но и не казнят.
– Почему? Разве такое возможно?
– Его освободят. Тс-с! Никому ни слова. Пропустите солдат, пусть они подойдут ближе к фиакрам.
– Не может быть!
– Да не кричите вы! Передайте всем, кто рядом с вами, и попросите их отойти.
– В таком случае, мальчик мой, мы отойдем! – воскликнула торговка. – И немедля!
Затем обратилась к своим внукам, мальчишкам лет десяти-двенадцати, и добавила:
– Эй, лодыри, ноги в руки и вперед.
– Его похитят! – пополз по толпе одобрительный шепот.
– Какое счастье! – говорили юные девушки, молитвенно складывая руки.
– Ах! Говорят, что офицер в сговоре с сообщниками.
– С какими еще сообщниками?
– Ах! Право же, я не знаю.
На фоне всех этих разговоров толпа постепенно рассеялась и больше не препятствовала конвою с приговоренным двигаться дальше.
Пока происходили все эти события, молодая девушка, стоявшая на углу улицы Канон, в отчаянии наблюдала за тем сопротивлением, которое оказывал народ.
– Эти простофили обязательно напортачат, – сказала она стоявшему рядом старику.
Но когда она увидела подошедших к офицеру буржуа, когда толпа двинулась к плас де ла Комеди, глаза ее озарились радостью, а из груди вырвался негромкий крик:
– Ну наконец-то!
Затем она повернулась к своему пожилому спутнику и спросила:
– Как они умудрились уговорить всех пропустить солдат?
– Скоро мы все узнаем. Они обязательно пришлют кого-нибудь, чтобы поставить нас в известность.
В этот момент к девушке и правда проскользнул ужом худосочный человек с выдающимся носом невероятных размеров, какие встречаются только в Гаскони.
– Все готово, Кадишон, – сказал он. – Сейчас мы им покажем! Возражений нет?
– Нет. Но что могли сказать эти буржуа, чтобы народ перестал бунтовать и молить о пощаде?
– Отвечать мне вам некогда. Надо бежать. Сейчас начнем, – сказал молодой человек и исчез.
Тем временем конвой, сопровождавший приговоренного к смерти, дошел до улицы Трей.
Там было такое стечение народа, что процессия была вынуждена вновь остановиться. На сей раз новая задержка не удивила капитана и ничуть не встревожила.
