Ознакомительная версия. Доступно 24 страниц из 116
Яков находился в полной власти епископа, мог быть лишен жизни и стерт с лица земли небрежным жестом руки. По щелчку пальцев.
Кристина, услышав требования святого отца, сначала не могла взять в толк, почему тот вероломно ее обманывает. Пообещав единожды спасти Якова от пыток, он сделал его разменной монетой в куда более жестокой игре.
Женщине пришлось выбирать между самыми дорогими ей людьми. Зародившаяся в ней новая жизнь не оставила шанса достойно выйти из положения. Будь она одна, то презрела бы угрозы Конрада и, если бы тот погубил Якова, немедля взошла бы на костер. Но невинное дитя, ждущее появления на свет, не позволило ей ответить отказом. Кристина будет вынуждена предать женщину, чьи руки приняли ее на свет, и тем самым спасти свою любовь и надежду на будущее.
Епископ торжествовал, видя бездонную пропасть, что разверзлась перед несчастной. Он лакомился безжалостно терзающими ее муками. Когда же, заручившись согласием лжесвидетельствовать, Конрад покидал келью, Кристина упала на колени и в мольбе протянула к нему руки. Она просила даровать ей право покаяться перед Региной до того момента, как начнется последнее заседание суда.
— Я позволяю тебе, дитя мое, испросить ее прощения, но знай: изменишь своему слову — я велю твоему Якову заново перемолоть все кости одну за другой. Можешь не сомневаться, — в голосе епископа проскрежетали злобные металлические нотки. — Обычно я не оставляю свидетелей своей слабости. Однажды тебе удалось вырваться из моих цепких когтей, это — непозволительная удача!
Кристина удивленно подняла на него красные от слез глаза. Конрад невозмутимо продолжил:
— Уверен, порой ты мучаешься от сожаления, что не спустилась вниз с галереи… Кернуннос отметил тебя, боль отныне будет предвосхищать желание…
Несчастная, громко вскрикнув, упала на каменный пол без чувств. Досыта наевшись ее страданием и страхом, святой отец крепко закрыл за собой дверь кельи.
— Глупцы! Слепые котята! — прошипел его голос в темноте коридора.
Светлая половинка души немедленно возразила: «И тем не менее, ты восхищен и завидуешь им». — «Чему? Роковой ошибке, что она готова совершить?» — опровергла темная сторона. «Нет, ее горячему любящему сердцу, в отличие от твоего застывшего камня!» — «Отнюдь, лукавый ангел! Я уже близок к освобождению». — «Тогда постарайся найти неоспоримые доводы, которые убедят новоиспеченного глупца, которого ты наметил в свои преемники!»
Темная сущность епископа снисходительно усмехнулась: «Ты меня недооцениваешь! Убеждать я умею».
Спустя полчаса Конрад, вернувшийся в поместье, приоткрыл дверь в небольшие, скромно убранные покои.
Дрожащий теплый свет масляных светильников, закрепленных на стенах, создавал ощущение спокойствия, домашнего уюта. За небольшим столом, на котором потрескивала чадящая смолой лучина, согнулся над холстом Яков. Перевязанная правая рука держала кусок угля, неумело сжимая его двумя пальцами искалеченной руки. Привычные движения вызывали в раздробленной кисти невыносимую боль. Стиснув зубы, художник пытался рисовать. Но уголь неумолимо падал вниз.
Конрад некоторое время следил за безуспешными попытками. Разум его на мгновение тронуло сочувствие, но епископ подавил непривычные эмоции. Уже второй раз за день он испытывает забытую жалость к низшим существам. Восхищается их стойкостью и готовностью к самопожертвованию.
Ставшая огромной тень бесшумно прокралась и, вызвав испуг художника, послушно замерла за его спиной. Сегодня Конрад принес Якову радостную весть, даровав надежду на скорую встречу с любимой.
— Будь готов, Яков. Завтра вечером ты проследуешь за доверенным человеком. Не спрашивай ни о чем, не молви ни слова. Сядь в повозку и, плотно зашторив окна, сохраняя молчание и выдержку, приготовься ждать. Ждать столь долго, сколько это необходимо. Стоит тебе ослушаться, заговорить с кем-либо или показать лицо — не видать тебе Кристины как своих ушей. Внял ли ты словам, сын мой?
Взволнованный Яков, исполненный благоговения, схватился за больное бедро и медленно, со стоном опустился перед Конрадом на колени. Глотая слезы благодарности, дрожащими губами коснулся полы его фиолетовой мантии.
Епископ — само великодушие — протянул кровавый рубин для поцелуя.
— Полноте, полноте… Оставь свои слова благодарности Всевышнему. С его соизволения я спасаю жизнь тебе и твоей любимой. Воистину неисповедимы пути Твои, так веди нас, словно пастырь заблудших овец, в царствие Божие… Аминь.
Яков, с трудом поднявшись, троекратно перекрестился и, закатив глаза ввысь, сотворил благодарственную молитву.
Холодные сапфировые глаза снисходительно прищурились.
«Восторженный влюбленный глупец. На твое сердце я бы точно не польстился. Оно приторно как патока. Того и гляди засахарится…
А вот другое, где сладость перемешана с полынной горечью разлуки, которое изъедено червоточинами ревности и кавернами разочарования, покрыто шрамами безысходности, оно стократ вкуснее и желаннее».
Конрад зажмурился и, нарисовав желанный образ, мысленно облизал кровоточащее сердце Михаэля, трепещущее в его руке.
Следующим утром под дверь комнаты барона фон Берена была подсунута записка с разрешением престать перед очами Его Святейшества, Конрада Макленбургского.
Михаэль, прочтя послание, прижал его к груди и робко улыбнулся. В кромешной тьме впервые забрезжил лучик слабой надежды.
Молодой клирик вспыхнул словно маковый цвет при виде красавца Люстига, почтенно наклонил голову и, потупив взор, открыл перед ним дверь в покои своего господина.
Михаэль, вскинув бровь, скользнул по зардевшему лицу паренька удивленным взглядом: смущается, как девица… И, сняв шляпу, переступил порог покоев Светлейшего.
Конрад, восседающий за необъятным письменным столом из красного дерева, приветствовал вошедшего радостной улыбкой, от которой зародившаяся в сердце Михаэля надежда вспыхнула с новой силой.
— Присаживайся, сын мой, располагайся удобнее и говори, что за дело привело тебя ко мне. Хотя я, безусловно, догадываюсь о цели твоего визита.
Михаэль сел напротив епископа и положил шляпу на колени, аккуратно расправив фазанье перо. Его пальцы дрожали от волнения, мысли путались. Холодный пот струился по спине.
Некоторое время он боролся с нерешительностью, но, подняв глаза на приветливое лицо собеседника, взял себя в руки и, придав голосу твердость, произнес:
— Ваше Святейшество, я просил вас об аудиенции по одной-единственной причине… Умоляю смягчить приговор, который собирается вынести церковный совет кормилице и женщине, что носит под сердцем мое дитя.
Я готов отдать жизнь за их спасение, готов пожертвовать в пользу церкви значительную часть моего состояния, готов на все, что бы смогло спасти невинных от костра.
— Нет наказания без вины, помни это и не торопись с обещаниями, сын мой. Ты сулишь слишком много…
Ознакомительная версия. Доступно 24 страниц из 116
