– Значит, ты верно сказала: хоть у нас и одни родители, но мы определенно не сестры.
– Не будем расставаться на этой ноте.
– Будет другая для расставания? Я слышу одну и ту же мелодию, снова и снова. – Она натягивает перчатки. – В следующий раз, когда меня увидишь, я буду королевой.
– И склонюсь перед тобой и воздам почести, как ты склонялась передо мной.
Беатриса выскальзывает из комнаты, вытерев слезы и с гордо поднятой головой.
– Но я никогда не преклоню колено перед Карлом, – тихо говорит Маргарита.
Она садится за стол и собственноручно пишет письмо папе в Рим, требуя свое приданое, которое по праву принадлежит ей.
Элеонора
Проигранное дело
Париж, 1265 год
Возраст – 42 года
Она вглядывается в темноту, ее пальцы узловаты, на сердце камень. Над свалкой коней и вооруженных людей, среди криков и стонов, звона мечей, на своем седле возвышается Эдуард. «Сожмись, – просит ее серд-це, – стань маленьким, сынок, стань целью, в которую нелегко попасть». Он рубит и колет, вырезает жадность, пробивается сквозь ложь, отсекает предательство, распространяющееся по земле, как опухоль. Какой-то рыцарь на коне, вздымая пыль, врывается в сутолоку, брызжа кровью, и проскальзывает за спину ее сыну. На его поднятом щите сияет яростный лев с раздвоенным хвостом – герб Монфора. Его копье направлено в спину Эдуарду. Он бьет. Элеонора кричит, но поздно: Эдуард пронзен насквозь и лежит окровавленным комом на крупе лошади.
– Моя госпожа, вам нехорошо?
Элеонора с колотящимся сердцем оборачивается и видит свою служанку Агнессу, которая испуганно смотрит на нее.
– Нет, все прекрасно. – Она прижимает к груди руку. «Дышать».
– Вы кричали.
Королева выглядывает в окно и, увидев только скользящий по грушевым деревьям лунный свет, издает смешок:
– Наверное, заснула стоя.
Она не спала со вчерашнего дня, с тех пор как гонец принес известие о готовящемся сражении у Ившема. Мятежники поклялись убить Генриха, однако нужен им Эдуард. Симон нацелился посадить на трон собственного сына.
Королева отворачивается от окна и садится за стол, глядя в ручное зеркальце, будто оно может показать будущее. Ах, если бы увидеть в зеркале сражение и не терпеть этой муки ожидания! «Мы победим». При всей его браваде недавнее послание от Генриха внушает ей мало доверия.
Да, войско Симона редеет. Он потерял многих баронов, которые сначала поддерживали его, и самый заметный из них – Гилберт де Клер, могучий рыжеволосый граф Глостер. «Монфор говорит о разделении власти, а сам собирает земли и замки для себя и своих сыновей», – написал он Элеоноре. Наконец-то бароны поняли истинные амбиции Симона. Однако епископы по-прежнему его поддерживают, как и простонародье, которое он покорил, обвиняя в бедности и страданиях народа Элеонору и ее «чужую» родню. Алчные лорды и продажные шерифы – очевидно, ее вина, так же как голод, чума, проказа, прелюбодеяния и все прочее вдобавок к народной нищете. Это сражение – последняя надежда Симона. А также и Эдуарда, который, разозлившись за раны и унижение матери на Лондонском мосту, безжалостно – и очень умно – спланировал месть. Глостер теперь на стороне Эдуарда, как и Роджер Лейбурн, и Роджер Клиффорд, и Генрих Германский. Элеонора больше не может возражать против таких друзей, даже против этого опасного Амо Лестранжа, так как после бегства Эдуарда из плена Симона они преданно защищают его.
Она может с гордостью сказать, что план бегства был изначально задуман ею. Действуя в Гаскони, где могла командовать собственными войсками и кораблями, используя французские средства, она подружилась не с кем иным, как с Уильямом де Валенсом. Удивилась же она сама этой дружбе! Несмотря на изгнание из Англии, его преданность Генриху не поколебалась. Уильям, как всегда, ходил с важным видом, хвастая своей доблестью в бою, и великодушно «простил» Элеонору за «заговор» против него – но все это не имело значения в свете его возмущения пленением Эдуарда.
– Нашего английского принца держит в заточении этот самодовольный французик? – кипятился он, забыв свое происхождение из Пуату.
Уильям вернулся домой набрать войско, а потом отплыл в Уэльс с ее письмом к Гилберту де Клеру, взяв с собой тысячу двести рыцарей. Вскоре граф передал это письмо с планом побега своему брату Томасу де Клеру, одному из стражей Эдуарда. Ее стратегия опиралась на состязательный дух Эдуарда: однажды, болтая со своими тюремщиками, он похвастал, что в Англии нет наездника лучше него. Томас, как было запланировано, начал насмехаться. К спору присоединились другие, и вскоре начали заключать пари.
Чтобы поднять ставки, Эдуард предложил каждый раз менять лошадей в доказательство своей сноровки.
– Я побью любого, на какой бы лошади ни скакал, – хвастал он.
Люди есть люди, и они проглотили наживку. Стражи скакали один за другим, и каждый раз победителем выходил Эдуард. Потом, когда дело дошло до последнего соперника – Томаса де Клера, – он еще раз сменил лошадь, зная, что этот конь самый резвый и выносливый. И вдвоем они пустились вскачь на свежих лошадях, во всю прыть унеслись в лес и больше не появлялись. Тюремщики бросились в погоню на своих усталых конях, но остались ни с чем.
– Это мой сын, – сказала Элеонора, услышав историю. – Он всегда стремится посостязаться с другими, даже будучи уверенным в победе.
Из всех живущих он больше всех похож на нее.
Время обеда. Утро тянулось мучительно медленно. Она направляется в зал, где они с Марго будут обедать вместе с дядей Бонифасом, Эдмундом, королем Людовиком, принцем Филиппом и, конечно же, чтобы сделать трапезу интереснее, с мессиром Жаном де Жуанвилем, посетившим их впервые после прибытия Элеоноры в Париж. Встав, чтобы ее поцеловать, Марго прямо-таки пылает в своем новом пурпурном платье с украшенными золотом шелковыми рукавами, словно рождена для этого цвета или он создан для нее. Неважно, что ее фигура стала дородной, а локоны, выпадающие из-под головного убора, уныло поседели: глаза ее ярки, как у птицы, лицо гладкое и сегодня горит румянцем, а ум остр, как рапира.
И так же коварен.
– Расскажите, мой господин, как это Фома Аквин-ский объявил, будто монахам позволено есть мясо птиц? – спрашивает она Людовика, пока Элеонора усаживается.
– Он считает, что домашняя птица имеет ту же водную природу, как и рыба, – говорит Людовик своим тоном «я стараюсь быть терпеливым», которым он всегда разговаривает с Марго.
– Я утверждаю, что никогда не видела цыпленка в воде и даже рядом с водой, – возражает она. – А также павлина или becfigue[68]. – Она берет с тарелки кусочек певчей птицы и рассматривает. В детстве, в Провансе, becfigue были редкостью, их готовили по особым случаям – жарили и фаршировали лепестками цветов. – И я также не видела, чтобы рыбы летали по воздуху. И в птице нет никакого привкуса моря.
