По дороге от дона Луиса к Консуэле Северо проехал через Ла-Паланку — поселение из двадцати лачуг и бохиос, которое он решил разбить на своей не очень плодородной земле между гасиендой Лос-Хемелос и Гуаресом. Во время сафры местные жители обрабатывали поля, а во время мертвого сезона выращивали второстепенные культуры. Часть урожая забирал Северо, и обе стороны такое положение дел устраивало. Фуэнтесу удалось собрать вместе задолжавших ему работников, не спешивших искать счастья в других местах и возделывавших землю, которая иначе осталась бы неосвоенной. Деньги, заработанные во время сафры, они тратили в принадлежавшей ему бакалейной лавке, где распоряжались одна кампесшш и его незаконнорожденный восемнадцатилетний сын.
Звучащий в голове голос обещал Северо, что он проскачет по полям гасиенды Лос-Хемелос с собственным сыном, но после эпидемии холеры Ана утратила интерес к любовным утехам, а он не хотел ее принуждать. Как и Консуэла, жена оказалась не способна зачать ребенка. Фуэнтес любил их обеих — Ану за ее целеустремленность и аристократизм, Консуэлу, потому что она не отличалась ни тем ни другим.
Он не собирался бросать ни одну из женщин из-за того, что они не сумели подарить ему ребенка, плоть от плоти ею и продолжение его существа. Вместо этого, после десяти лет бездетного брака с Аной он стал пристраивать своих Нелл незаконнорожденных сыновей на работенку получше. Голос в голове не объявлял наследником никого из тридцати мальчиков, по его последним подсчетам рожденных крестьянками, поэтому управляющий присматривался ко всем сразу и обучал ремеслам: в будущем он сможет положиться только на трудолюбивого и умелого работника. А парни из кожи вон лезли в надежде на новые возможности, некоторые даже осмеливались воображать себя его преемниками и в мечтах уже восседали на прекрасном андалузском жеребце, осматривали расстилающую внизу долину из особняка Эль-Дестино. Северо, на собственной шкуре испытавший, что значит быть голодным мальчишкой, не мешал им мечтать и соперничать друг с другом за его расположение. Но, не решив окончательно, кто именно достоин стать его наследником, он никому не позволит называть себя отцом.
Подобно Северо, Консиенсия видела будущее. Чем взрослее она становилась, тем больше образов посещало ее. Однако таких тяжких и драматичных событий, как холера, они не предвещали. Девочка предсказала прибытие в Гуарес двух новых докторов, через месяц приехавших знакомиться с Аной. А еще через год Консиенсии пригрезились люди, бегущие от трапиче в облаке дыма. Действительно, при проверке оборудования Северо и инженеры заметили неполадки; от этого могли пострадать рабочие и заглохнуть двигатель.
Консиенсия объясняла Ане, что ее видения похожи на вспышки или тени в дыму и далеко не все картины она понимает.
— Жаль, что к вам они тоже не приходят, сеньора.
Девочка закончила обмывать хозяйку и припудрила ей подмышки, внутреннюю и заднюю часть бедер, прежде чем опустить ей на голову чистую ночную сорочку.
— Они пугают тебя?
Ана села на скамью, а Консиенсия принялась расчесывать ее волосы.
Девочка на мгновение остановилась, и Ана заметила, что та уставилась в одну точку на противоположной стороне комнаты, — расческа так и повисла в воздухе. Отрешенно глядя перед собой, Консиенсия кивнула, словно беседовала с привидением. Ана вздрогнула.
— Вам холодно, сеньора? — Консиенсия снова пришла в себя.
— На минуту мне показалось, что ты далеко отсюда.
— Простите, сеньора, но вы спросили, не боюсь ли я. — Она упала на колени и закрыла лицо ладонями. — Иногда огонь показывает мне картины, на которые смотреть совсем не хочется.
— Какие, например?
— Стоит мне увидеть мертвого человека в дыму, он или она непременно умирают, не важно, сколько трав я им дам. — Ее глаза увлажнились. — Я очень стараюсь спасти их. Вдруг огонь ошибается? Но если уж они оказались мертвецами в дыму, ничего не поделаешь — они все равно умрут.
— Бедный ребенок! — Ана обняла ее.
— Как бы я хотела, чтобы огонь оставил меня в покое!
— Может, вместо того чтобы пытаться спасти тех, кому все равно суждено погибнуть, лучше помочь им встретить смерть достойно?
— Да, сеньора.
— Ты поможешь им уйти с миром. — Ана еще некоторое время сжимала Консиенсию в объятиях, а потом отпустила ее.
Девочка как ни в чем не бывало вновь взялась за расческу.
После минутной паузы хозяйка спросила:
— Консиенсия, помнишь, как обгорела Мэри? Она тоже должна была умереть?
— Огонь не сообщает мне о каждом. — Девочка расчесывала волосы с правой стороны.
— А как я уйду, ты знаешь?
— Ах, сеньора, я даже думать об этом не хочу!
— Так ты видела? Скоро?
— Нет, сеньора, нет. Вы превратитесь в очень старую женщину!
Консиенсии было всего десять, ей и человек тридцати трех лет мог показаться старым. Как раз возраст Аны.
— Очень старую, Консиенсия?
— Я и досчитать до стольких не умею.
Все попытки Аны научить ее чтению, письму и счету потерпели фиаско: Консиенсия оставалась не грамотнее годовалого младенца. Подумав с минуту, девочка с грустью продолжила:
— Огонь говорит много такого, чего я не понимаю. Чаще всего смысл доходит до меня уже после.
— Что толку предвидеть будущее, если ничего не можешь изменить?
— Вероятно, мы должны готовиться к неминуемому, а не исправлять его.
— Ты что-то скрываешь от меня?
— Я видела большой пожар, сеньора, в Сан-Бернабе.
— Когда, Консиенсия? Когда загорится ферма?
— Не знаю, сеньора.
Эта фраза всегда выводила Ану из себя.
— На следующей неделе, в следующем месяце?
— Не знаю, но…
— Что еще?
— Я видела его вновь, сеньора. Бродягу. Он горел в поле.
Ана не узнавала о будущем от внутреннего голоса, оно не являлось ей в клубах дыма, а вырисовывалось из намеченных в журналах планов, списков в бухгалтерских книгах, сравнения текущих целей с прежними по объему и стоимости. Как-то январским утром 1860 года, сидя в кабинете, она посмотрела на свои пальцы с пятнами чернил. Когда ее жизнь превратилась в бесконечную вереницу цифр и чисел? Женщина обвела взглядом стопки бумаг на письменном столе, уставленные папками с отчетами полки, каталоги оборудования и запчастей, брошюры с описанием мелких товаров и сельскохозяйственного инвентаря. Что стало с девочкой, склонившейся над дневниками дона Эрнана и воображавшей романтическую страну, которую он описывал и рисовал? Она помнила о своей вере в то, что Пуэрто-Рико означает свободу, но сейчас эти представления казались ей далекой мечтой наивной девчонки.
Нужно выйти из кабинета. Прогулка на свежем воздухе всегда успокаивала, помогала прогнать не дававшие покоя мысли.
