Просто для работы. Не для того, чтобы удовлетворить собственное любопытство. Дело совсем не в этом.
Лгунья.
– А что еще?
Его заросший щетиной подбородок напрягся, когда он смотрел на огонь. Он не ответит. Он либо промолчит, либо переведет разговор на другую тему. Он ни разу не прикоснулся ко мне, как мужчина к женщине, после той ночи с дядей, и сейчас был отличный момент, чтобы он воспользовался этим. Что угодно, лишь бы не отвечать.
– Тихие дела.
Я замерла от неожиданного звука его голоса.
– Незаметные дела. Кровавые дела. Порой, плохие дела. – Он поджал губы и выпрямился в кресле. – Я заслужил прозвище Змей. Когда я услышал его, то выбрал змею своим сигилом, – произнес он с грустной усмешкой. – Если меня так называют, что ж, я буду владеть этим прозвищем и страхом, что оно наводит. В конце концов, полезно, когда тебя боятся.
Во рту пересохло, и я сглотнула. Я и не думала, что сначала было прозвище. Что он такого сделал, чтобы получить его? Мой язык не желал спрашивать об этом.
Наконец его взгляд упал на меня.
– Я совершил ужасные вещи, Кэт. И некоторые – не повод для гордости. Не думай, что раз я помогаю тебе, то я какой-то благородный герой. Я злодей во многих других историях.
Злодей? Я не могла в это поверить. Злодеи не обращались со мной так, как он. Они не были такими нежными; они не заходили в ванну полностью одетыми, только чтобы я чувствовала себя в безопасности.
– Я понимаю, о чем ты думаешь. Не обманывай себя. Я сделаю все, что потребуется, – что бы это ни было. – Он скомкал письмо и сжал его так, что костяшки пальцев побелели от напряжения. – Я видел, что происходит с теми, кто этого не делает, и отказываюсь жить в таком ужасе.
Бастиан бросил бумагу в огонь и наблюдал, как пламя лижет ее, сначала опаливая, затем окрашивая края в желто-красные цвета, а потом и целиком поглощая.
– Я сделаю то, что должен, как бы мои чувства ни были против, – он хмуро смотрел на бумагу, становящуюся пеплом. – Помни об этом, когда у тебя возникнет соблазн довериться мне.
Слишком поздно.
Когда мои внутренние звоночки забили тревогу, связанную с Бастианом Марвудом, это было не для того, чтобы спасти мне жизнь. А для того, чтобы спасти мое сердце.
Я почесала пушистую обшивку, глубже зарываясь ногтем в нее.
– Я не верю тебе.
– Тебе придется поверить. Мой вид не может…
– Да, ты не можешь лгать. Ты уже говорил об этом, и об этом написано в каждой дурацкой истории об эльфах, которую я читала.
Ощетинившись, он раскрыл рот, чтобы продолжить.
Но я подняла палец.
– Ты веришь в то, что говоришь о себе, поэтому для тебя это правда. Но это не значит, что это на самом деле правда с большой буквы «П». Ты не можешь лгать, но ты можешь ошибаться.
Он поджал губы.
– Хм. Даже не знаю, сердиться ли мне из-за того, что ты убеждаешь меня, будто бы я ошибаюсь, или умиляться, что ты проявила чудеса умственной акробатики, доказав, что я не злодей.
– Не нужно никаких чудес умственной акробатики. – Я обвела рукой вокруг. – Ты уже несколько дней не выходишь из этих комнат. Должно быть, страдает твоя работа – уверена, что это не все бумаги, которые нужно бросить в огонь. И все это только, чтобы присматривать за каким-то человеком, который только и делает, что доставляет неудобства.
– Не говори так. Никогда. – Бастиан нахмурился, но в опущенных уголках губ проскальзывала нежность. – Твоя боль, твой страх и то, через что ты прошла, – это не неудобства. Ты не такой человек и никогда им не была.
Это показалось мне неправильным, мои плечи опустились. Игривые разговоры и попытки быть нормальной завели слишком далеко.
– Позволь мне самому беспокоиться о своей работе, но будь спокойна, что про нее никто не забыл. Я договорился, что могу остаться здесь.
Из-за меня.
Поднялся холод, таившийся в моих костях, покрыв меня мурашками. Я не заслуживала столько внимания, столько терпения. Он приказал принести сюда сундук с моей одеждой. А я даже не могу поблагодарить его.
Спасибо. Такое простое слово, но его буквы, подобно рыбным костям, застряли у меня в горле, и я погрузилась в угрюмое молчание. Вся тяжесть его доброты обрушилась на меня, отчего мое тело наполнилось такой же тяжестью, как и в мою первую ночь здесь.
– А теперь, когда мы со всем разобрались, хочешь что-нибудь поесть? – он жестом указал на приставной столик, на котором было стояло несколько тарелок. Сыр, холодное мясо, сэндвичи, яблоки, груши и ежевика.
От одного взгляда туда мой желудок скрутило, и я отвернулась.
– Нет, спасибо. Пожалуй, я вернусь в кровать, – я поплелась в спальню, ощущая на спине его пристальный взгляд.
Герой он или злодей – об этом больше разговоров не было, но на следующий день он снова попытался накормить меня. Еще через день он применил секретное оружие: меня ждало множество бисквитов и пирожных, которые в любое другое время обрадовали бы меня.
Но теперь радость казалась глупой. Очередная иллюзия.
В тот вечер я лежала одна со свечением сферы, – без сна, но и не проснувшись, – когда Бастиан вошел, и кровать за мной сдвинулась.
– Кэт? Не знаю, спишь ли ты, но… я должен тебе признаться, – его голос дрогнул.
Это было первое, что пробилось ко мне сквозь дымку.
– Я беспокоюсь о тебе.
Второе, от чего у меня стал комок в горле.
Он глубоко вдохнул.
– Я никогда в жизни так не боялся.
И это было третье. Он прошептал это так тихо, словно не хотел произносить вслух. Он не был похож на того, кто испытывает страх, не говоря уже о том, чтобы признаться в этом.
Я не знала, что сказать и как ответить, – просто что-то сломалось внутри меня.
– Такое ощущение, что я смотрю, как ты тонешь, но никак не могу помочь тебе. Я буду продолжать пытаться, но… пожалуйста, не сдавайся. – Он погладил меня по волосам и поцеловал в макушку, прежде чем уйти.
Глава 63
На следующий день, когда он предложил мне поесть, я откусила яблоко. Оно было безвкусным, но, улыбнувшись Бастиану, я прожевала. Когда я откусила во второй раз… в нем было что-то сладкое. В третий раз уже ощущалась кислинка зеленого яблока.
Не успела я опомниться, как уже доедала его.
Мне захотелось чего-то послаще, и я взяла пирожное. Со
