Романов посмотрел на часы. Не демонстративно, бросил быстрый взгляд, не забыв позаботиться о том, чтобы он был замечен, и Феликс улыбнулся:
–Я уже заканчиваю, Лев Николаевич, и, с вашего позволения, несколько не самых приятных вопросов.
–Неприятных?
–Смотря как к ним относиться,– объяснил Вербин.– Мои вопросы естественны, но я задаю их без всякого подтекста. Я просто должен знать ответы.
–Прошу вас.
–Кто имел доступ к вашим записям?
–Никто.
–Где вы их храните?
–В рабочем компьютере. Там и текст, и архив аудио. Я пользуюсь цифровым диктофоном.
–Компьютер подключён к Сети?
–Иначе он проработает не очень долго.
–Я имею в виду Интернет,– ровным голосом уточнил Феликс, решив не обращать внимания на язвительный ответ Романова.
–Подключён.
–Не боитесь утечки?
–Кому могут понадобиться мои записи?– искренне удивился врач.– Не знаю, хорошо это или плохо, но среди моих клиентов нет олигархов или видных политиков. Соответственно, ничего интересного для посторонних в моих записях нет.
–Вы никому не рассказывали об этом случае?
Романов помолчал. Причём на этот раз довольно долго, после чего сказал:
–Поскольку вас интересуют в том числе и такие подробности…– Он выделил голосом слово «такие».– Хочу спросить, знаете ли вы, что я… не был у Бурмина первым?– И тут же улыбнулся:– Назовём это так.
–Нет, я об этом не знал,– насторожился Феликс. Мысленно отметив, что Гусев, похоже, недоработал по полной программе.– Бурмин обращался не только к вам?
–Бурмин сначала обратился не ко мне,– уточнил Романов.– У него был другой психотерапевт, но им пришлось расстаться по причинам, не имеющим отношения к медицине.
–Что за причина?
–Это…– Романов вновь выдержал паузу.– Первым врачом Бурмина была женщина. Достаточно молодая и привлекательная, и… И есть основания предполагать, что она… что между ними возникла… близость.
–Об их связи узнала жена Бурмина?
–Да.
«Вот и мотив для жены…»
–Был большой скандал?
–Не вышедший за определённые рамки.
–Сгладили?
–Медицинский центр расторг договор с врачом, ей пришлось переехать и начинать практику, можно сказать, с нуля. А Бурмин оказался у меня.
–Как долго Бурмин работал с первым врачом?
–Чуть больше двух месяцев.
–Вы помните имя?
–Ольга Аркадьевна Старова,– ответил Романов.– Я могу дать её телефон и сказать, в каком медицинском центре она сейчас принимает.
Несколько дней спустя
Излишеств в помещении не предполагалось: металлический, привинченный к полу стол, стулья, гладкие стены, зарешечённое окно, яркий свет. Окно застеклено, дверь достаточно толстая, посторонние звуки внутрь не проникают, не отвлекают. На столе есть крепления, но Анзоров не стал приковывать Ольгу – за дни, прошедшие с момента ареста, она ни разу не проявила агрессии, всем своим видом показывая, что принимает происходящее и готова сотрудничать со следствием.
Впрочем, в её положении это был единственный разумный выход.
–Сегодня, шестого марта, я хочу поговорить о смерти Михаила Бурмина.
Ольга вздрогнула. Адвокат – третий и последний участник допроса, заметил заминку и тут же подал голос:
–В материалах дела этого эпизода нет.
–Сейчас появится,– пообещал Анзоров. И прищурился:– Не так ли?
Некоторое время Ольга смотрела следователю в глаза, после чего покачала головой, как человек, признавший очередное поражение.
–Я бы не советовал,– обронил адвокат.
–Ольга знает, что мы можем привязать её к этому делу.
–Можете,– согласилась Ольга.– И ещё я догадываюсь, что через эту историю вы на меня и вышли.
Анзоров чуть склонил голову, но в некоторых случаях молчание красноречивее целого потока слов. Ольга же выдержала довольно длинную паузу – ей явно требовалось время, чтобы собраться с мыслями и продумать, как правильно подать ту историю, после чего неспешно начала рассказ:
–Его звали Миша, Миша Бурмин. Возможно, вы знаете, как это бывает: кто-то входит в комнату, а вы заняты, например, заполняете какую-то бюрократическую бумажку, или отвечаете на пришедшее в мессенджер сообщение, не важно… Совсем не важно… Он садится напротив, вы поднимаете голову, ваши взгляды встречаются и возникает… искра. Электрический разряд, мгновенно связывающий, сплавляющий вас крепко-накрепко. Так крепко, что кажется – навсегда. Вы ещё не вместе, вы даже не знаете, как его зовут, а он не знает вашего имени, но вы уже настолько близки, насколько это возможно между людьми. Это происходит мгновенно… и остаётся навсегда. Или надолго. Или…
Ольга сбилась, смахнула слезинку и отпила воду из стакана. Адвокат сочувственно вздохнул. Следователь в очередной раз сказал себе, что в ней погибла великая актриса, которой на роду было написано блистать. Не сниматься в третьеразрядных сериалах, а блистать.
–Извините.
–Конечно,– мягко произнёс Анзоров и чуть поднял брови, показывая, что рассказ должен быть продолжен.
–У нас с Мишей получилось именно так: мы посмотрели друг на друга, а увидели вспыхнувшую искру. Потом он говорил, что пережил точно такое же потрясение.– Ольга грустно улыбнулась.– Миша был хороший. Я знаю, что на работе он считался довольно жёстким начальником, но человеком он был хорошим. И очень уверенным в себе человеком. Не самоуверенным, а уверенным – спокойным, сильным. Он никогда ничего не боялся… В том смысле, в каком мы сейчас говорим: уМиши не было никаких фобий. Не уверена, что он вообще подозревал о существовании этого слова. Но однажды Миша стал свидетелем страшного случая – стая бродячих собак напала на маленького ребёнка. Это случилось не в Москве, Миша был в командировке, осматривал столбы или подстанции, я не знаю, как правильно это назвать… в общем, то, через что идёт электричество. И они с коллегами увидели нападение. К несчастью, они находились довольно далеко, чтобы успеть вовремя, но сразу же помчались на помощь ребёнку. А там озверелая стая, голов шесть-восемь… Кое-как отогнали, конечно, но Миша… Миша видел, как они рвали ребёнка, и это страшно на него подействовало, ему стала сниться его смерть. Стало сниться, что стая нападает на него и разрывает, как разрывала того мальчика. В одних видениях Миша видел себя пытающимся спастись от стаи, бегущим, испытывающим дикий ужас; вдругих, которые пришли позже, он наблюдал за собой со стороны; ав самых страшных – до самого конца переживал нападение собак, испытывая дикую боль от их укусов.
