скрывала морщины, змейками вьющиеся на ее веках. Неферу только издали была похожа на себя.
Она поднялась, чтобы налить нам вина, и у меня появилась возможность уточнить первое впечатление. Ее движениям недоставало гибкости, она делала над собой усилие, чтобы казаться энергичной, а мнимая стройность подчеркивала ее худобу: только неподвижная, она еще была похожа на себя.
– Какая радость! – воскликнула она, внимательно разглядывая меня.
Она смотрелась в меня, как в зеркало, я представлял ей доказательство того, что можно оставаться нечувствительным к дряхлости. Уверенная, что, глядя на меня, она видит себя, принцесса радовалась, что так великолепно противостоит времени.
– Ты вернулся, чтобы обосноваться в Мемфисе?
– Я еще не решил. Как ты, принцесса?
– Мне скучно, я плохо сплю, плохо ем, плохо понимаю, что происходит, потому что получаю новости о царстве от идиотки, которая в этом тоже ничего не понимает. Как обычно.
Она снова усмехнулась. Тут я понял, что она заставляет себя смеяться, полагая, что смех означает молодость. Теперь Неферу играла роль двадцатилетней Неферу, не отдавая себе отчета в том, что никогда такой не была, она сделалась изображающей ее актрисой.
– А что твой брат, фараон?
– Про фараона расскажу в двух словах, – проворчала она. – Ты же его помнишь: надменный, жестокий, самолюбивый? Так вот, у него уже больше нет физических сил быть противным. Теперь он безоружен, безопасен, ходит в парике набекрень и с трудом таскает свое толстое тараканье брюхо. Мозги у него размягчились, как ячменная кашка, и он утверждает, что ему не удается уснуть из-за шума, который производят гиппопотамы в бассейне, – кстати, бассейн пустой, – он забывается в присутствии посторонних, вообще больше не контролирует себя и без видимых причин впадает в приступы меланхолии. Какой стыд!
– Стыд? Он здесь ни при чем: возраст никого не щадит.
– А вот и нет! Посмотри на себя. Посмотри на меня. Люди стареют, потому что они трусливы, покорны и слабы. Хочешь, скажу тебе кое-что? Сузер долго не протянет.
– У него есть потомки?
– Целая свора дурно воспитанных злыдней.
– Кто унаследует две короны Египта?
– Это сюрприз! После смерти Сузера они поубивают друг друга, и это избавит нас от некоторых из них. Вот и славно!
– Ты говоришь об этом так, будто тебе все равно, – удивился я. – В них течет кровь твоего отца.
– Да что ты? Скорее, сперма каких-нибудь караульных и парочки генералов. Мой брат одержал больше побед на полях сражений – подумать только! – чем в постели. Там он в основном коллекционировал поражения. У него не только облысение преждевременное… Успокойся, все можно решить: преждевременное облысение скрыть тщательным бритьем, а преждевременную эякуляцию – плохо охраняемым гаремом с открытыми дверьми…
Ей по-прежнему доставляло удовольствие поносить брата, которого она презирала. К тому же, открыто демонстрируя свои злобные чувства, она полагала, что это не так уж скверно.
– Почему ты не спрашиваешь меня о Моисее?
– О ком? – выговорила она.
Я чуть было не повторил: «О Моисее», когда по ее страшному взгляду понял, что должен молчать. Моисей, которого она воспитала, которого по-своему любила, не только покинул ее, но и отверг, предпочтя восстать против своей приемной семьи. Усилием воли Неферу стерла его из своей памяти.
Жеманничая, принцесса снова уселась:
– Уж ты-то, Ноам, прекрасно знаешь, что я никогда не рожала сына. Боги не желали этого, им хотелось, чтобы я заботилась о себе, чтобы я стала своим собственным ребенком. Я им повиновалась.
Вот как Неферу толковала свою судьбу. Бесполезно было обсуждать это, а уж тем более опровергать. Она придала смысл своей бесплодности и благодаря этому от нее не страдала.
– Благодарю тебя, Неферу, за великие дары, которые ты мне сделала.
По дороге в Мемфис я действительно переосмыслил свое отношение к некоторым неразрешимым тайнам своего прошлого. Под воздействием разговоров с Моисеем я испытывал все меньше и меньше доверия к волшебным явлениям или участию сверхъестественных сил. Под влиянием его мудрости я признал, что только сокровенное уединение и медитация позволяют постичь скрытые истины – те, что жизненная необходимость, социальные волнения, дела и развлечения таят под своими безусловными требованиями. Таким образом я стал иначе толковать свои беседы со Сфинксом: я слышал скорее не его, а свой собственный голос, внутренний голос, связанный с истоками. Что же до чудесной девочки, той самой, что дважды вернула меня на путь моей судьбы, то я постоянно размышлял о ней… Между лапами Сфинкса я воспринял ее как дитя из плоти и крови – из тех сироток, что ради выживания клянчат милостыню и дурачат ротозеев. Ее второе появление в тот день, когда должны были казнить Мерет, ее силуэт, мелькнувший в окне, наша гонка с преследованием вдоль Нила были взаимосвязаны. Из этого я сделал вывод, что третий раз, когда она предстала передо мной в Дильмуне, возле Древа Жизни, тоже был реальностью, хотя ее нелепый вид относил ее к миру сновидений. Кто прислал мне ее? Растревоженный Моисеем, я больше не искал ее повелителя среди египетских богов. Искал ли я его в боге Моисея? Тоже нет. Я искал его среди людей. Кто-то послал это дитя, и, по здравом размышлении, это могла быть только Неферу.
«Кому выгодно преступление?» – столкнувшись с убийством, вопрошает следователь. Кому было выгодно предсказание? Когда Неферу хотела, чтобы я принадлежал только ей, чудесная девочка удержала меня от ухода. Так Неферу оставила меня в Мемфисе. «Именно здесь ты обретешь все, – в сущности, пообещала мне девочка, – и прежде всего женщину, которую полюбишь и которую уже знаешь». Может, Неферу надеялась, что я полюблю ее? В любом случае я прочно обосновался при дворе. Затем, когда люди Сузера захватили Мерет, чтобы убить и мумифицировать вместе с множеством слуг, я бросился к Неферу, чтобы умолять ее освободить мою жену. Она колебалась. Не она ли, чтобы вникнуть в ситуацию, велела девочке следить за мной через окно моего жилища в зарослях тростника? И к вечеру, поняв мою скорбь и догадавшись, что я могу уйти, заставила освободить Мерет. От Пакена я знал, что дворец содержит целую свору соглядатаев, услугами которых без зазрения совести пользуется принцесса. Это объясняло мое ощущение, что за мной следят, когда я в обществе Дерека двинулся в Дильмун: взгляд, который я непрестанно чувствовал на себе, принадлежал ищейкам Неферу. Они сообщили ей, что я с каким-то слепым перебрался на остров на другом конце света, и Неферу, очевидно, заставила их действовать. Когда я отправился в пустыню, чтобы посоветоваться с Древом Жизни, они последовали за мной и направили ко мне девочку, которая
