1993: 186).
Тезис о «перепроизводстве мозгов» выглядит еще более сомнительным, если сравнить Венгрию с ее острейшей безработицей среди среднего класса и Румынию, где дела обстояли прямо противоположным образом. Однако и в той и в другой стране опорой фашизма стали студенты и государственные служащие. Этот факт делает беспочвенным утверждение, что фашизм был реакцией среднего класса на материальные и карьерные трудности. Интеллектуальная и управленческая элита шла в фашизм при любых обстоятельствах. Фашизм был модной и привлекательной идеологией, он обещал решить главные проблемы современного общества. Роль мессии и спасителя была отведена сильному государству-нации, именно поэтому фашизм так горячо встретили те, кто находился в самом сердце этого государства-нации. В Румынии его базисом могло быть лишь крестьянство, и новой элитой часто становились выходцы из крестьян — соответствующий характер приобрел и румынский фашизм.
Крестьяне-почвенники воспринимали его не как скоротечную моду, а как явление, вполне согласующееся с их социальным опытом.
Офицеры тоже не были обижены. Демобилизация затронула румынскую армию куда в меньшей степени, чем армии других государств (Румыния не могла себе позволить массовой демобилизации, потому что находилась в кольце стран, жаждавших вернуть себе утраченные территории). Нет никаких сведений о толпах неприкаянных демобилизованных солдат (что было в послевоенных Германии или Венгрии). Бывшие офицеры стали участниками фашистского движения на его ранней стадии, но в 1930-е образумились и отошли от него. Среди легионеров было не слишком много солдат. Позже, когда Румыния почуяла дыхание новой войны, когда король Кароль утратил популярность, а Венгрия, Германия и Россия начали приглядываться к румынским территориям, начался новый откат военных вправо. В Легионе, во всяком случае официально, солдат практически не было, но правительство военного времени все же не доверяло ни рядовым, ни офицерам, считая их зараженными фашистской идеологией (Vago, 1987: 300; Watts, 1993: 242, 284, 296). Когда в 1940 г. Легион вошел в правительство Кароля, два генерала-легионера стали членами кабинета министров. Фашизм привлекал военных, а милитаризм — фашистов. Кодряну основал Легион, памятуя о романтических днях своей военной службы: «Порядок, дисциплина, подчинение вошли в мою плоть и кровь в самые ранние годы молодости, понятие о солдатской чести стало главной ценностью моей жизни». Другой легионер писал: «Да, военная диктатура! Она жива в крови каждого румына, диктатура солдатской дисциплины и доблести, диктатура героического духа» (Ioanid, 1990: 134, 114). Как и повсюду, в фашизм уходили не офицеры, лишившиеся карьеры, а вся военная каста.
У нас есть некоторая информация о фашистских руководящих кадрах 1930-х. Половина руководителей Легиона по списку 1937 г. были уволенными в запас офицерами (офицеры на действительной службе не могли открыто заявить о своей принадлежности к этой организации), вторая половина представляла разные профессии среднего класса. Только в этом списке, в виде исключения, появляются представители класса имущих — один промышленник и один банкир. В последующие годы в Легион вступали учителя и преподаватели, православные священники и юристы. Парламентские кандидаты от «Железной гвардии» в 1937 г. на 98 % были квалифицированными специалистами, из них священники — 33 % и учителя — 31 %. В других партиях социальный состав оставался традиционным: 40 % членов парламента были юристами и 18 % — крупными землевладельцами (Ioanid, 1990: 39, 70–72). В первой строке табл. 8.1 представлен список руководителей Легиона, судимых в 1934 г. по обвинению в убийстве бывшего премьер-министра. Почти треть была студентами, четверть — государственными служащими (половина из них — учителя), остальные — журналистами, священниками и офицерами.
Основой Легиона был средний класс, но с определенной спецификой. В организацию вступило множество священников, привлеченных религиозным характером этого движения (Nagy-Talavera, 1970: 287). Священники фигурируют почти во всех списках легионеров, особенно в сельской местности. Теперь Румынская православная церковь стала государственной, однако в XIX веке она была голосом угнетенной нации, неудивительно, что потом она начала проповедовать пролетарский национализм — в том числе с элементами антисемитизма. Сам Патриарх так выразил эти настроения:
Большинство евреев… живет безбедно, ведь они завладели всеми богатствами нашей страны, торговлей, недвижимостью, городами и так далее. В них видна гордыня и надменность, они сеют плевелы социальной коррупции и другие беды; им служат продажные газетчики, вступив в сговор с темными силами, они тщатся умертвить самою душу румынского народа. Множество евреев хлынуло к нам потоком во время войны и после нее, теперь они угрожают самому существованию Румынии и православной веры. Думы о несчастной судьбе румын, из которых они выпили все соки, омрачают наши сердца. Защита нации — это патриотический долг гражданина, а вовсе не антисемитизм.
Патриарх предлагал провести насильственную депортацию и переселить евреев в Африку, Австралию, Азию или «на какой-нибудь остров» (Vago, 1975: 235).
Кодряну утверждает, что вначале большая часть священничества была настроена враждебно, ближе к середине 1930-х церковь стала более благосклонна к легионерам, их допускали в приходы, освящали знамена и парады (Vago, 1975: 209; Veiga, 1989: 264; Ioanid, 1990: 71, 139–148). В составе партии было также много юристов. В разбухшей адвокатуре шла грызня за место под солнцем, легионеры же предлагали очистить эту профессию от еврейского засилья. Примерно половина всех юристов, вступивших в Легион, работала в государственных структурах, и это была самая значительная профессиональная группа в среднем классе, воспринявшая фашизм как свою идеологию. Как и в других странах, государственным служащим было запрещено членство в фашистских организациях, но в Румынии этот запрет мало кого останавливал. Целая сеть «тайных членов» в магистратурах и отделениях полиции по всей стране оказывала содействие Легиону. Государство переживало болезненный раскол — Румыния была еще одной дуалистической страной (Veiga, 1989: 125–126). Британское посольство сообщало, что судебная власть и полиция содействовали Легиону все 1930-е годы (Vago, 1975: 181, 191, 209). Не материальные тяготы, а иные соображения вели к фашизму чиновников и госслужащих.
Хайнен (Heinen, 1986: 458) считает, что костяк Легиона состоял из «государственно ориентированной страты среднего класса». Шугар (Sugar, 1971: 150–153) подчеркивает роль военных, чиновничества, учителей, университетской профессуры и церкви во всех «фашистских наследниках Габсбургского государства». Он указывает на тесную связь между фашизмом и «раздутой» бюрократической системой, ультранационалистической системой образования, «корпоративно-христианской» церковью и ветеранами войны. Такая несущая конструкция характерна для всех фашистских режимов Европы, но более всего для Румынии. Госслужащие, учителя государственных школ и половина юристов составляли от 25 до 50 % списочного состава Легиона, за исключением низового звена, участвовавшего в мятеже 1941 г. (об этом ниже). Государственное чиновничество составляло не более 10 % активного населения Румынии. В Легионе же, напротив, было крайне мало представителей промышленной буржуазии или мелкой буржуазии: владельцев предприятий, менеджеров, управленцев из частного бизнеса и мелких торговцев (за исключением небольшого числа ремесленников). В очередной раз мы приходим
