пор не принес скамью, но Роже быстро подошел и помог королеве взойти на носилки. При виде матери Джоанна начала всхлипывать. Алиенора задернула за собой полог, обняла дочь, прижала ее к себе, и они обе заплакали.
Глава XVII
Аббатство Фонтевро, Анжу
Июнь 1199 г.
Раймунда предупредили, что Джоанна больна. Хотя в письме она не сообщала подробностей, он понял, что нездоровье не позволило ей сопровождать мать в поездке, и Алиенора отправила ее назад в Фонтевро, на поправку. Но Раймунда так потряс ее вид, что он до сих пор не мог прийти в себя. Граф въехал на территорию аббатства, но жена не выбежала его встречать, как сделала бы в обычном состоянии, а ждала в гостевом зале Алиеноры, опираясь на руку Мариам, словно нуждалась в поддержке. Ее обычно светлая кожа казалась бледной, почти прозрачной, а обняв Джоанну, он ощутил, что она стала хрупкой и невесомой, как паутинка, дым или туман утра.
– Я так сожалею о смерти твоего брата, любимая…
– Я до сих пор не могу поверить, – призналась она. Голос казался таким же болезненным, как и ее облик, и Раймунд крепче обнял жену. Она на мгновение припала к нему, но тут же вздрогнула и судорожно выдохнула:
– Отведи меня в опочивальню, Раймунд! Скорее!
Ее настойчивость была столь же убедительной, сколь и внезапной, и, подхватив ее на руки, он последовал за Мариам через зал к лестнице. Мариам позволила войти даме Беатрисе, но не допустила Анну и остальных фрейлин. Не успел Раймунд поставить Джоанну на ноги, как она согнулась от боли, и ее вырвало с такой силой, что тело содрогалось в конвульсиях. Мариам и Беатриса опустились рядом с ней на колени, шепча беззвучные утешения. У Раймунда хватило ума отойти в сторону – он понимал, что ничем не может помочь жене. Когда, оглянувшись через плечо, Мариам попросила его подождать внизу, в зале, он возражать не стал, зная, что Джоанне никогда не хотелось, чтобы он видел ее больной.
Анна сразу же набросилась на него с вопросами, ни на один из которых Раймунд не мог ответить. Опустившись на оконное сиденье, он гадал, не беременна ли жена снова. Во время последней беременности она ужасно страдала от тошноты, но не аблюдалось ничего похожего на то, чему он только что стал свидетелем. Может, супруга съела что-нибудь?
– Милорд граф.
Перед Раймундом стояла молодая женщина в облачении монахини, но он все же заметил голубые глаза с длинными ресницами и личико в форме сердечка. Он частенько шутил, что даже на смертном одре не останется слеп к женской красоте. Когда она представилась как приоресса Ализа, Раймунд тут же поднялся и приветствовал ее так галантно, будто перед ним стояла дама королевского двора.
Но когда Ализа опустилась на сиденье напротив, он принялся задавать вопросы не менее настойчиво, чем его пыталась допрашивать Анна. Как давно больна его жена? Как ее лечат? Почему королева Беренгария не здесь, рядом с ней? И когда ее мать вернется в аббатство?
Аббатису возмутила бы такая настойчивость, но Ализа была более покладиста.
– Она у нас уже больше месяца, милорд, и к сожалению должна сообщить, что болезнь продолжается в течение всего этого времени. Мы любим Джоанну, и поверь, она ни в чем не нуждалась. Королева Беренгария находилась рядом с твоей женой, пока не отбыла на свадьбу, а мать твоей леди…
– Что за свадьба? – поняв, как грубо это звучит, Раймунд попытался смягчить свои слова улыбкой.
– Бланка, младшая сестра королевы Беренгарии, выходит за Тибальта, графа Шампанского. Свадьбу играют в Шартрезе. Я надеюсь, участие в подготовке свадебных празднеств хоть немного облегчит горе королевы. Госпожа поехала в Пуатье, чтобы встретить Бланку и сопроводить в Шартрез. Но ты ведь знаешь, как королева предана твоей супруге, и я уверена, что в конце лета она сюда возвратится. Ты еще спрашивал про королеву Алиенору. Завершив объезд своего герцогства, она немедля отправилась в Фонтевро, справиться о здоровье леди Джоанны. Однако не смогла остаться надолго, поскольку в июле должна ехать в Тур, чтобы принести оммаж французскому королю за свои владения в Пуату. Оттуда ее путь лежит в Руан на встречу с королем Джоном, но она обещала твоей супруге, что вернется задолго до родов.
Раймунда поразило мимолетное упоминание о том, что Алиенора приносит оммаж королю Франции, ведь женщины не имели на это права, а его теща ненавидела Филиппа Капета. Но все это было тут же забыто, едва он услышал случайно оброненное слово «роды». Настоятельница считала, что ему должно быть известно о беременности жены. И с чего ей думать иначе? От необходимости отвечать Раймунда избавило появление Мариам. Окинув зал взглядом, она поспешила к нему.
* * *
Джоанну уложили в постель. Испачканную подстилку с пола убрали, но слабый запах еще оставался. Раймунд заметил, что в комнате имеются пустой таз, ночной горшок под кроватью, ведра с водой, кувшины, флаконы с травяными настойками, а на столе лежит стопка полотенец и одеял. Все это больше походило на лечебницу при монастыре, чем на элегантную опочивальню Алиеноры Аквитанской. Когда Мариам и Беатриса удалились, оставив его наедине с женой, он придвинул к кровати кресло.
– Почему ты не сказала, что ждешь ребенка?
Он понимал, что вопреки всем стараниям в его голосе прозвучал укор.
– Покидая Тулузу, я об этом еще не знала, – ответила Джоанна. – Я не была уверена, пока в апреле не пропустила второе истечение, и не началась тошнота. Я хотела тебе написать, но решила подождать и сообщить лично, ведь я знала, как будешь ты беспокоиться.
Господь распятый, ну как же тут не обеспокоиться? Три беременности за три года. Он наклонился к жене, взял ее руку в свои и поразился, какой холодной она оказалась.
– Я знаю, ты сильнее большинства женщин страдала от утренней тошноты. Но не так же. Что говорит повитуха? Ты приглашала хоть одну?
– Конечно. Говорят, это лучшая повитуха в Сомюре, очень опытная. Она говорит, что такая сильная и частая тошнота, как моя, не обычна. И слава Богу, поскольку пройдя через такое, ни
