редко выпадал день, когда Джоанна не благодарила Всевышнего за то, что позволил Алиеноре дожить до такого почтенного возраста. Но она всегда помнила, что по этому счету рано или поздно придется платить. Джоанна часто думала о неизбежности этой потери, в надежде, что так легче будет ее принять, когда придет время. А теперь поняла, что ошибалась.
– Моя мать… – она не смогла выговорить последнее слово, и оставила его висеть в воздухе подобно эху далекого грома.
Алан уже спешился и опустился на колено перед Джоанной. Она увидела, как по его обращенному вверх лицу через дорожную пыль ручейками сбегают слезы. Но рыцарь молчал, и разбить ее сердце пришлось епископу.
Далеко не молодой человек, он страдал от боли в суставах и потому не мог спешиться без сторонней помощи.
– Миледи графиня, нелегко сообщать тебе такую весть. Король… Он умер.
За спиной Джоанны послышались стенания, но она не слышала ничего.
– Нет, – отрезала она. – Не может этого быть.
– Мне очень жаль, миледи. Пути Всемогущего Господа не всегда возможно понять. Но даже величайшие потери с Божьей помощью можно вынести. Для меня честью будет молиться вместе с тобой и отслужить завтра поминальную мессу за государя. Если ты откроешь сердце Божьему исцелению, он не откажет тебе в своей милости.
Джоанна не слушала.
– Нет. Только не Ричард. Я тебе не верю.
Она продолжила бы отрицать эту невероятную ложь. Но тут произошло нечто странное. Земля ушла у нее из-под ног, горизонт наклонился, и весь мир вдруг стал расплываться. Мариам и Роже успели подхватить госпожу прежде, чем она успела упасть, но к тому времени Джоанна уже провалилась во тьму.
* * *
Аббатиса Матильда помедлила в дверях опочивальни Алиеноры, стараясь не побеспокоить лежащую в постели женщину.
– Как она? – тихо спросила Матильда, когда Мариам поспешно поднялась ей навстречу.
– Спит.
– Мне сказали, она потеряла сознание в церкви.
Мариам кивнула, думая, что Джоанна чудом не упала в обморок еще раньше. Она согласилась остаться в Пуатье только на одну ночь, прежде чем скакать в Фонтевро, но ей сообщили, что вскоре после состоявшихся в Вербное воскресенье похорон Ричарда ее мать отбыла из монастыря. Тогда Джоанна настояла на том, чтобы немедля отправиться в церковь, где несколько часов на коленях молилась за душу брата, пока, наконец, ее тело не отказало. Сейчас она спала, но, похоже и во сне не обрела покоя – время от времени бедняжка плакала и вертела головой, словно ища выход из реальности, где боль слишком сильна, чтобы ее выносить.
Аббатиса вскоре ушла, сказав, что заглянет позже. Следующей посетительницей стала приоресса Ализа. Она пододвинула себе кресло и присоединилась к Мариам у постели.
– Вид у нее не слишком здоровый, – прошептала она. – Может послать за лекарем?
Мариам чуть помедлила прежде, чем покачать головой.
– Я думаю, ей просто нужно поспать.
Они старались не повышать голос, но ресницы Джоанны дрогнули. Опухшие, как щелки, глаза смотрели с такой тоской, что взгляд Мариам затуманили слезы.
Приоресса взяла руку Джоанны.
– Если хочешь, я могу рассказать тебе, что происходило. После того как принц Джон благополучно выбрался из Бретани, его первым порывом было скакать в Шинон и взять контроль над королевской казной. Юный герцог Бретонский и его мать предпочли поехать в Анжер, где герцога тепло приняли и на Пасху провозгласили графом Анжуйским. Потом графу Джону с трудом удалось спастись – его чудом не схватили в Ле-Мане. Горожане вели себя так враждебно, что он отбыл с рассветом, всего за час до того, как пришли бретонцы и захватили город, где к ним присоединился король Франции. К тому времени принц Джон уже мчался в Руан, намереваясь стать герцогом Нормандским до того как отплывет в Англию. Мне сказали, что Нормандия и Англия скорее всего поддержат его притязания, в то время как Анжу, Мэн и Турень склоняются к Артуру…
– Что с моей матерью? – перебила Джоанна. Горе было еще слишком свежо, и она пока не готова принимать этот мир без Ричарда. И не была уверена, что когда-нибудь примет.
Взгляд Ализы оживился.
– Она была великолепна, миледи. Они с Меркадье ввели в Анжу армию и разорили окрестности Анжера, чтобы наказать жителей за измену и предупредить остальных о том, как велика цена предательства. – Ализа покраснела, услышав собственные слова, ведь монахиням полагается осуждать насилие. Но как не почтить то, что сделала эта старая скорбящая королева? – Потом твоя госпожа мать собрала лордов Пуатье, чтобы навести порядок в своем герцогстве, выдать хартии, подтвердить привилегии и свободы, признать общины: сделать все, что возможно, для поддержки принца Джона.
– Тебе известно где она сейчас?
– Как говорят, в Пуатье.
– Значит, нам завтра же нужно отправиться в Пуатье, – объявила Джоанна.
Она заметила, как Мариам с настоятельницей обменялись тревожными взглядами, но не приняла их в расчет.
* * *
Конные носилки так раскачивались, что Мариам начинала ощущать тошноту. Как только Джоанне удается спать? Но это доказывает, насколько она измучена. Ее бледность тревожила, кожа выглядела восковой, как церковные свечи, дыхание было частое и неглубокое. Сначала Мариам решила, что Джоанна просто обессилена горем, но постепенно начала понимать, что бедняжка еще и больна. Теперь стало ясно, что эта беременность окажется куда тяжелее предыдущих. Но Джоанна твердо решила разыскать мать, и когда они, прибыв в Пуатье, узнали, что Алиенора отбыла в Ньор, настояла на том, чтобы они отправились вслед за ней.
Когда до Ньора оставалось несколько миль, Джоанна выслала Роже де Лорака вперед, предупредить об их приезде, а сама вместе с Мариам молилась, чтобы Алиенора еще оставалась в замке. Эту внушительную крепость начал строить отец Джоанны, а Ричард закончил, и при виде ее каменных башен Джоанна смахнула слезы, вспоминая, как гордился брат делом собственных рук. Когда конные носилки остановились во внутреннем дворе, Мариам, не дожидаясь, когда принесут скамью, отдернула завесу и выпрыгнула наружу. Роже поспешил к ним, потом в дверях большого зала появилась Алиенора, за ней – ее внучка Рихенца. Мариам обернулась с криком:
– Джоанна, твоя мать здесь!
Никто до сих
