Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 107
Помимо общего крайне негативного настроя автора к памяти Клебера отметим здесь и два момента, подтверждающих сделанные нами ранее выводы. Во-первых, описание общей последовательности событий боя за деревню Матария полностью соответствует той, которую нам удалось реконструировать по другим источникам. Во- вторых, автор письма совершенно определенно подтверждает сделанное мною ранее заключение о том, что и в последние два месяца своей жизни Клебер отнюдь не отказался от идеи эвакуации армии из Египта, как было подумали многие современники, а потом повторили историки.
Лагранжем в его стремлении бросить тень на образ Клебера вполне могла двигать помимо карьерных соображений и личная обида: его гренадеры сыграли решающую роль в схватке за Матарию, а победителем при Гелиополисе все считают Клебера, приказавшего задержать атаку. Что же касается Шассье, шефа батальона 85-й полубригады, то он пошел тем же путем явно из желания выслужиться перед начальством. Свой пространный пасквиль против Клебера в форме подобострастного обращения к Бонапарту он переслал Мену с таким сопроводительным письмом:
«Я уверен, гражданин генерал, что простой человек, один из толпы, сообщив Первому консулу Республики об истинном положении дел в армии в тот момент, когда вы приняли командование, о ее нынешнем состоянии, обо всех гадостях и бесчисленных возражениях, которые вам пришлось преодолевать; такой человек, говорю я, выступая гласом общественного мнения, может быть, вызовет больше доверия, чем если бы вы сами обо всем этом написали. Какой еще интерес, кроме заботы об общественном благе, может им двигать?
Достигнет ли такой цели адресованное Первому консулу письмо, которое я имею честь вам отправить? И я не знаю, достигнет ли оно ее без каких-либо осложнений?
Я долго колебался, размышляя, должен ли я его отправить, не показывая вам, или же я должен его вам показать. То и другое меня равно пугало: первое - опасением вас скомпрометировать; второе - тем, что вы его неправильно поймете и примите за низкую лесть то, что я там говорю о вас. Может, не стоит мне так задевать вашу скромность? Я этого не знаю. Если мой демарш вам не понравится, сожгите письмо, генерал, и простите меня за те чувства, что мне его продиктовали».
Поскольку письмо ушло к адресату, подобный демарш генералу Мену явно понравился. Да и как ему было не понравиться, если Шассье с упоением пел осанну «честнейшему и благодетельному» Мену, рассыпая ядовитые инвективы его критикам - уже хорошо известным нам Рейнье, Дама, Ланюсу и другим, кого он обозначил только инициалами. Особо же виртуозные пируэты этот «простой человек из толпы» выделывал, пиная мертвого льва. В чем только он не обвинял покойного главнокомандующего: и в лихоимстве, и в самоуправстве, и в сознательной сдаче туркам Эль-Ариша с целью получить предлог для эвакуации. Доходило до курьезов. Шассье возмущенно писал о возникшей при Клебере десятимесячной задолженности солдатам по жалованью, явно не замечая, что подобным утверждением кидает камень в огород своего высокопоставленного адресата: весь срок командования Клебера составлял меньше 10 месяцев, а значит, задолженность образовалась еще при Бонапарте! Вершиной же творчества самозваного «гласа общественного мнения» стало обвинение Клебера... в провоцировании солдатских мятежей и попытке проиграть сражение при Гелиополисе:
«Более того, генерал, чтобы оправдать позорную капитуляцию, Клебер оклеветал армию. Он объяснял мнимую необходимость переговоров с противником отдельными бунтами, которые, может быть, сам же и проплатил. Он делал вид, что боится вступать в сражение, опасаясь, как бы армия не обесчестила себя трусостью. Но армия посрамила своих хулителей в сражении при Гелиополисе, несмотря на злонамеренную расстановку частей в тот день. Если бы войска были правильно расположены, то шесть тысяч османов или мамлюков не ринулись бы в Каир и те восемь сотен храбрецов, которых стоило взятие этого города, были бы еще живы».
В этом потоке клеветы выделим лишь одну любопытную деталь, перекликающуюся с тем, что мы ранее отмечали, говоря о сражении при Гелиополисе: Шассье констатирует как данность то, что восстание в Каире спровоцировала вырвавшаяся из-под Матарии часть османского авангарда.
И, хотя друзья Клебера о подобных опусах, исходивших из окружения Мену, узнали уже только после возращения во Францию, стремление нового главнокомандующего и его окружения очернить память предшественника ни для кого в Египте не составляло секрета. Не удивительно, что генерал Дама, закончив работу над ранее упомянутым «Докладом французскому правительству о событиях, произошедших в Египте», опасался, что Мену внесет в текст нежелательные для посмертной репутации Клебера поправки. Поэтому Дама отправил для подстраховки копию этого документа генералу Моро с просьбой опубликовать ее за пределами Франции, если будет допущено подобное искажение.
Трудно сказать, что стало бы с останками Клебера после эвакуации французской армии из Египта, если бы их дальнейшую судьбу довелось решать Мену. Однако в июле 1801 г., когда к Каиру приблизились британские и турецкие войска, Мену с половиной армии был уже плотно блокирован англичанами в Александрии. Поэтому договор о капитуляции столицы Египта, во многом повторявший Эль- Аришское соглашение, подписывал комендант Каира, генерал Бельяр. Он же счел необходимым забрать прах покойного главнокомандующего с собой на родину. 14 июля 1801 г. гроб с телом Клебера под залпы французских, английских и турецких орудий был торжественно извлечен из земли и водружен на мостик речного судна. Под черным парусом, где серебряными буквами было начертано «Клебер», оно прошло вдоль берега, на котором выстроились французские войска, и проследовало в Розетту. Любопытно, что эти почести праху Клебера Мену помимо прочего поставил в вину Бельяру, когда, вернувшись во Францию, тщетно попытался привлечь того к ответственности за капитуляцию. 9 августа гроб с телом Клебера был поднят на борт английского корабля, который для своего бывшего противника специально выделил адмирал Кейт.
Однако на родине прах Клебера встретил совсем иной прием. После прибытия в Марсель гроб отправили «на карантин» в замок острова Иф, позднее прославленный романом А. Дюма «Граф Монте- Кристо». Там останки полководца ждали погребения целых... 17 лет. Этот факт уже сам по себе красноречивее всяких слов демонстрирует отношение Бонапарта к своему покойному сопернику, ибо без санкции сверху посмертное «заточение» прославленного генерала было просто немыслимо. В те самые дни, когда прах Клебера доставили во Францию, в Париже с помпой прошло перезахоронение останков виконта Тюренна, знаменитого военачальника XVII в., давшее повод правительству Консулата лишний раз напомнить миру о неувядаемой славе французского оружия. О Клебере же просто «забыли». В 1803 г. обветшавший монумент на площади Побед заменили статуей одного только Дезе.
Тень негативного отношения Бонапарта к Клеберу распространялась и на тех генералов, которые составляли в Восточной армии ближайшее окружение последнего. Если из сопровождавших Бонапарта в его путешествии из Египта четверо - Бертье, Мюрат, Ланн и Мармон - стали позднее маршалами, как и уехавший после подписания Эль-Аришского соглашения Даву, то из сподвижников Клебера по блистательной весенней кампании 1800 г. никто в дальнейшем так и не удостоился маршальского жезла, несмотря на то что все они прекрасно проявили себя в войнах Империи.
Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 107
