Он вернулся в Чили, охваченный сожалением и раскаянием. Если бы только он попросил ее остаться, ничего бы не изменилось и он сохранил бы связь с детьми. Но все это оказалось недостаточным стимулом, чтобы он смог открыть свое сердце для того, что имел, но потерял. И причина тут была в том, что он снова вернулся в пахнущие розами руки Эстеллы и к Рамонсито, а Федерика скрылась в дальних закоулках его памяти, где ее призыв к нему уже не был слышен.
Эстелла рассказала матери о своих кошмарах.
— Я боюсь, — говорила она матери, развалившейся в кресле подобно толстому тюленю и обмахивавшейся испанским веером. — Я боюсь, что Рамон может погибнуть в Африке.
Мария промокнула потный лоб чистым белым пануэло, сшитым еще матерью, и внимательно отнеслась к проблеме дочери.
— Ты должна пойти к Фортуне, — посоветовала она после некоторых раздумий.
— Чтобы узнать свое будущее? — озабоченно уточнила Эстелла. Она часто слышала о том, что люди говорили о Фортуне, поскольку та была единственной представительницей чернокожей расы, которую они видели. Говорили, что ее отец выжил после кораблекрушения у берегов Чили. Ее мать была коренной чилийкой, которая спасла и выходила его. Фортуна проживала в маленькой прибрежной деревне и, когда не грелась на солнце, наблюдая, как Вселенная проплывает мимо нее, за небольшую плату занималась предсказыванием будущего. Никто не мог понять, как она ухитрялась жить на такие маленькие деньги, но считалось, что ей помогал один старик, жизнь которого она спасла, предсказав землетрясение, которое погубило бы его, если бы он вовремя не покинул свой дом по ее указанию.
Эстелла вернулась домой, вдохновленная рекомендацией матери. Рамон сидел в своем кабинете, торопливо выплескивая мысли на экран компьютера. Вечер выдался тихим и наполненным меланхолией, окутавшей берег мягким розовым светом. Эстелла решила ничего не говорить Рамону о Фортуне, хотя его собственные книги тоже были наполнены таинствами и магией. Она боялась, что он может о ней плохо подумать, ведь откровения Фортуны были связаны с суевериями, свойственными низшим классам. Она подкралась и обняла его сзади за шею. Он был рад видеть ее и ласково поцеловал смуглую кожу ее рук.
— Давай прогуляемся по берегу, мне нужен свежий воздух, — предложил он, взяв ее за руку. Они шли сквозь странное розовое свечение и целовались под шум моря. — Завтра я уеду и буду очень скучать без тебя, — признался он.
— Я тоже, — ответила она и вздрогнула.
— Ты ведь уже не беспокоишься о своих снах, а? — спросил он, целуя ее лицо.
— Нет, конечно нет, — солгала она. — Я просто не хочу, чтобы ты уезжал.
— Завтра вечером я буду в Сантьяго, а днем мне нужно будет встретиться со своим агентом. Вылет в четверг ночью. Я позвоню тебе из Сантьяго и потом из аэропорта.
— Тогда мне остается только ждать, — вздохнула она.
— Да, это так. Но я буду думать о тебе каждую минуту, и если ты закроешь уши для всего остального мира, то сможешь услышать, как я шлю тебе любовные послания. — Он снова поцеловал ее, крепко держа за стройную талию. Позже, когда они занимались любовью при бледном свете луны, отражавшейся в море и посылавшей им свой мерцающий привет прямо в окно, он ощущал на коже Эстеллы запах роз, смешанный с терпким ароматом ее тела, и знал, что пронесет воспоминания об этих мгновениях по всему миру и будет наслаждаться ими в своем одиночестве.
На следующий день Эстелла и Рамонсито помахали рукой вслед Рамону, глядя, как его машина, окутанная облаком сверкающей пыли, скрывается за холмом. Потом Рамонсито отправился в школу с рюкзаком за спиной, где лежали книги и коробка с сэндвичами, приготовленными для него Эстеллой на ланч. Он повернулся, чтобы попрощаться с матерью, стоявшей у дороги, и послал ей воздушный поцелуй. Она ответила тем же и осталась какое-то время стоять на месте, нежно улыбаясь знакам внимания сына, который обожал ее и не скрывал этого.
Она больше не думала о смерти, а предалась мечтам, унесшим ее по волнам воспоминаний о занятиях любовью с Рамоном, а когда очнулась, испытала радостное ощущение удовлетворенной женщины. Но подсознательный страх все еще не покидал ее, и это леденящее чувство заставило Эстеллу принять решение о визите к Фортуне в компании матери.
* * *
Пабло Рега выкапывал могилу. Было жарко, а земля стала твердой и сухой. Он решил передохнуть и оперся о надгробие Освальдо Гарсия Сегундо, пережевывая длинную травинку.
— Это хорошее место, — сообщил он Освальдо. — С видом на море, как у тебя. Да, сеньор, вид на море — это главное. Представь, каково оказаться здесь без такой панорамы. Я хотел бы в свое время получить такое же местечко. Это дает ощущение пространства, бесконечности. Мне это нравится. Я хотел бы слиться с природой. Как тебе такое ощущение, а, Освальдо? — Он вдохнул аромат темно-зеленых сосен и стал ждать ответа, но Освальдо, похоже, никогда не был человеком слова. — Это кладбище становится тесноватым, — продолжал Пабло. — Скоро тут закончатся свободные участки, и тогда начнут копать старые могилы, вроде твоей. Есть хорошие шансы, что меня похоронят над тобой, так что мы сможем беседовать буквально целую вечность. — Он усмехнулся. — И мне это по душе, си, сеньор, это именно так.
Эстелла с матерью приехали на автобусе и направились прямо к маленькому домику Фортуны, который стоял совсем недалеко от пыльной дороги. Рядом не было ни цветов, ни кустов, ни другой растительности, а только сухая песчаная земля и всякий мусор, который Фортуна набросала вокруг — вовсе не для того, чтобы отгонять злых духов, как наивно полагали люди, а по причине своей лености и нежелания донести его до бака. В доме пахло протухшей едой и прокисшим молоком, но Эстелле и ее матери пришлось спрятать брезгливые гримасы и улыбаться, чтобы не оскорбить старуху. Фортуна восседала у дома в большом плетеном кресле-качалке, наблюдая за движением редких машин и напевая старые негритянские спиричуэлсы[9], которым еще в детстве научил ее отец. Увидев Марию, она засмеялась утробным смехом и стала расспрашивать про Пабло Регу.
— Он все еще по-прежнему толкует с покойниками? — спросила она. — Разве ему никто не говорил, что они не могут его услышать? Они вовсе не шастают вокруг да около своих могил, а улетают в мир духов в то же мгновение, когда покидают эту грешную землю.
Мария пропустила мимо ушей ее тираду и объяснила, что они пришли, чтобы узнать о будущем ее дочери. Фортуна прекратила раскачиваться, а ее лицо приняло серьезное выражение мудрой женщины, осознающей ответственность, вытекающую из ее дара предсказания.
Она предложила Эстелле присесть напротив нее и установила свое кресло в вертикальное положение, так что они оказались друг к другу лицом, а их колени почти соприкасались. Мария плюхнулась в другое кресло и достала веер. Фортуна взяла дрожащие руки Эстеллы в свои мягкие мясистые ладони, которые никогда не знали тяжелой ежедневной работы, и прижала ладони Эстеллы большими пальцами своих рук. Затем она стала вытягивать свой рот в разные странные фигуры и закрыла глаза. При этом ее ресницы трепетали, будто она не могла их контролировать. Эстелла с тревогой посмотрела на мать, но Мария кивнула ей, давая понять, что нужно сосредоточиться, и стала оживленно обмахивать себя веером.
