Ход боевых действий определялся не военной целесообразностью, а политическими и психологическими мотивами советского и японского руководства.
Первая более или менее внятная информация о конфликте появилась в сообщении ТАСС от 26 июня 1939 г. В заявлении говорилось: «11 мая монгольские пограничные заставы, расположенные в районе Номон-Кан-Бурд-Обо (юго-восточнее озера Буир-Нур и в 16–20 км восточнее реки Халхин-Гол), подверглись неожиданному нападению со стороны японо-маньчжурских войск и вынуждены были отойти на запад от границы, к реке Халхин-Гол. Начиная с 12 мая, в течение 10 дней в этом районе почти ежедневно происходили пограничные столкновения, в результате которых были убитые и раненые с обеих сторон. 22 мая усилившиеся японо-маньчжурские войска, попытавшиеся атаковать наши части и углубиться на территорию МРН, со значительными потерями были отброшены за границу. 28 и 30 мая японо-маньчжурские войска, получив свежие значительные подкрепления японскими войсками, прибывшими из Хайлара с танками, бронемашинами, артиллерией и с большим количеством авиации, вновь вторглись на территорию Монгольской Народной Республики. Подошедшими войсками Монгольской Народной Республики налетчики были разбиты и рассеяны. Оставив на поле боя много убитых, раненых и брошенного вооружения, маньчжуро-японские войска отступили на свою территорию. В этом бою маньчжуро-японские войска потеряли более 400 убитыми.
Монгольская Народная революционная армия потеряла в этих боях 40 убитых и 70 человек раненых…
25 июня не отмечено никаких инцидентов на границе МНР и Маньчжоу-Го.
Советско-монгольские войска занимают все пункты на границе с Маньчжурией восточнее реки Халхин-Гол. За весь период столкновений советско-монгольские войска ни разу не нарушили установленной границы, если не считать отдельных случаев, когда советско-монгольская авиация, преследуя японо-маньчжурскую авиацию, оказывалась вынужденной залетать на территорию Маньчжурии».
Обратим внимание на терминологию — «налетчики».
Сообщения ТАСС от 27 и 28 июня содержали информацию о воздушных боях. Так, в сообщении от 28 июня говорилось: «27 июня отмечено новое нападение японо-маньчжурской авиации на территорию МНР в районе Тамцак-Булак, отстоящем от границы на 120 километров. Количество японо-маньчжурской авиации составляло около 80 истребителей и 30 бомбардировщиков… От бомбардировки пострадали два домика в Баин-Тумене[111], при этом были ранены 5 человек».
Я не поленился проверить по карте расстояние от Тамцак-Булак до границы, оказалось 50 или 60 км, но никак не 120. Забавен и детский лепет на лужайке про два домика, пострадавших от 30 бомбардировщиков.
На самом деле в мире летом 1939 г. шла большая политическая игра, а конфликт на Халхин-Голе был одной из карт, разыгрываемых японским правительством.
5 мая 1939 г. советский разведчик Рамзай (Рихард Зорге) передал по радио в Москву информацию о секретных японо-германских переговорах в Токио. На этих переговорах японцы пытались уговорить немцев заключить военный пакт, направленный исключительно против СССР. Немцы же хотели иметь руки свободными и навязывали японцам пакт, направленный как против СССР, так и против Англии и Франции. Но министр иностранных дел Японии X. Арита и командование ВМС Японии были категорически против обострения отношений с Англией и США.
Представители англичан и французов вели в Москве переговоры с советским правительством о противодействие агрессии Германии, но они не имели должных полномочий на заключение договора. Это давало основание советскому правительству подозревать западные державы в двойной игре.
Да что Англия и Франция, двойную игру вела даже Польша, судьба которой буквально висела на волоске. Так, 18 ноября 1938 г. в беседе с советником германского посольства в Варшаве Рудольфом фон Шелия вице-директор политического департамента МИД Польши Кобылянский заявил: «Если Карпатская Русь отойдет Венгрии, то Польша будет согласна впоследствии выступить на стороне Германии в походе на Советскую Украину. Если же Карпатская Русь останется очагом беспокойства, то такое выступление вы сделаете для нас невозможным»[112].
29 июня 1939 г. начальник Генерального штаба вермахта, генерал-полковник Гальдер в сопровождении пяти высших офицеров прибыл в Хельсинки, а затем отправился на осмотр финских укреплений на Карельском перешейке.
Возникает резонный вопрос: должен ли был СССР летом 1939 г. идти на конфликт с Германией и рисковать началом войны на два фронта — в Европе и на Дальнем Востоке? Добавим еще позицию пограничных стран — Польши и Финляндии, каждая из которых имела серьезные территориальные претензии. Правительство «маленькой миролюбивой» Финляндии требовало присоединения Карельской АССР, Кольского полуострова и части Архангельской и Вологодской областей. А финские правые партии мечтали иметь границу по Енисею, то есть влезть в сферу влияния Японии.
В 4 часа 45 минут утра 15 августа 1939 г. шифровальщик германского посольства в Москве разбудил посла графа фон Шуленбурга и вручил ему срочную телеграмму министра иностранных дел фон Риббентропа.
В телеграмме говорилось: «Прошу Вас лично связаться с господином Молотовым и передать ему следующее… интересы Германии и СССР нигде не сталкиваются. Жизненные пространства Германии и СССР прилегают друг к другу, но в столкновениях нет естественной потребности… У Германии нет агрессивных намерений в отношении СССР. Имперское правительство придерживается того мнения, что между Балтийским и Черным морями не существует вопросов, которые не могли бы быть урегулированы к полному удовлетворению обоих государств…
Имперское правительство и Советское правительство должны на основании всего своего опыта считаться с тем фактом, что капиталистические демократии Запада являются неумолимыми врагами как Национал-Социалистической Германии, так и Советского Союза. Сегодня, заключив военный союз, они снова пытаются втянуть СССР в войну против Германии. В 1914 г. эта политика имела для России катастрофические последствия. В общих интересах обеих стран избежать на все будущие времена разрушения Германии и СССР, что было бы выгодно лишь западным демократиям…
Имперский Министр иностранных дел фон Риббентроп готов прибыть в Москву с краткосрочным визитом, чтобы от имени Фюрера изложить взгляды Фюрера господину Сталину».
В сложившейся ситуации Сталин принял единственное решение, соответствовавшее интересам СССР, и согласился принять в Москве Риббентропа.
19 августа 1939 г. посол Шуленбург направил в Берлин текст советского пакта о ненападении.
20 августа в 16 ч. 55 мин. Гитлер отправил Сталину телеграмму:
«Господину Сталину, Москва.
Заключение пакта о ненападении с Советским Союзом означает для меня определение долгосрочной политики Германии. Поэтому Германия возобновляет политическую линию, которая была выгодна обоим государствам в течение прошлых столетий. В этой ситуации Имперское правительство решило действовать в полном соответствии с такими далеко идущими изменениями.
