И еще: Джулия набрала вес, килограммов пять, а может, и все десять.
— Ох Боже мой! — восклицает Кейт. — Да ты беременна!
Джулия краснеет. Несмотря на свое заявление два года назад, что у нее не может быть детей. Еще одна грань ее сложного прикрытия.
Беременна! Это все меняет, полностью.
Кейт и Хайден сидели под сияющим небом, над ними плыли белые облака, словно специально раскиданные по небосклону, призванные хоть как-то разбить эту монотонную синеву, подсвеченную золотистыми лучами заходящего солнца. Сцена, достойная кисти художника, освещение в стиле Вермеера.
Кейт никогда особо не ценила живопись Северной Европы, пока сама не пожила там. Пока не поняла, что небо, изображенное этими художниками, вовсе не плод их фантазии, не их изобретение, не причудливое искажение реальности, но точное отображение здешнего уникального небосвода. В Бриджпорте, штат Коннектикут, или в Вашингтоне, округ Колумбия, в Мехико-Сити, в любом другом месте, там, где проходила ее жизнь и где она иногда смотрела в небо, оно выглядело совершенно иначе.
— Ты должна мне сообщить, — сказал Хайден, — за что тебе нужно освобождение от судебного преследования.
Их противостояние продолжилось. Но Кейт понимала, что ее позиция едва держится на чистом блефе, а его — совсем нет. Ибо она в конце концов определила, чего хочет, что ей нужно, и Хайден может ей это дать. Но вот ему-то от нее не нужно ни черта!
Кроме всего прочего, ее здорово подгоняло истекающее время, ей следовало покончить с этим сейчас и вовремя вернуться на Левый берег.
— За участие в краже, — наконец сказала она. — В краже пятидесяти миллионов.
Хайден поднял свой стакан, отпил большой глоток воды, поставил стакан обратно на стол и снова пристально уставился на Кейт.
— Можно рассматривать это вот каким образом, — продолжала она. — Операцию того типа наша контора была бы не прочь провести сама. Этот полковник был сущим фурункулом на теле планеты. Не просто мерзкий человечишка, а безответственный маньяк, поставлявший кому угодно оружие, которое в один прекрасный день окажется — если уже не оказалось! — в руках людей, стремящихся причинить вред американцам, может, прямо в самой Америке.
Хайден продолжал сидеть с непроницаемым лицом.
— Стало быть, мы — не я, заметь!.. Ладно, в любом случае этот полковник был убит. И его денежки между тем не попали в руки других мерзавцев, таких же, как он. Плюс к тому имеется еще один бонус, который, я уверена, ты сочтешь чрезвычайно пикантным.
— Да-да?
— Один из преступников — ну, второй участник кражи — был, можешь себе представить, агентом ФБР!
Он рассмеялся густым и хриплым смехом, от всей души, сопроводив нехарактерным для него фырканьем. Видимо, решил, что это очень смешно и, черт побери, забавно.
— А какие идеи насчет этих денег?
— Мы их отдадим, — сказала Кейт. — Ну не совсем обратно в те же рук, как таковые… Ну не знаю… тебе? И еще одно, я должна сознаться, что у нас не вся сумма…
Хайден посмотрел на своих коллег, сидящих на крыше, на подчиненных в другом конце ресторанного зала. Потом повернулся обратно к Кейт.
— Ну так мы договорились? — спросила она.
— Мои поздравления, — говорит Кейт. — Когда тебе рожать?
— Я же… Еще и четырех месяцев нет…
— Это великолепно! — Кейт поворачивается к Биллу: — И тебя поздравляю!
Его рука все еще под столешницей, готовая выступить на защиту этой тонкой и изящной обертки, прикрывающей громоздкую упаковку лжи, изготовленной Джулией. То, что у него поставлено на карту, огромно: не просто двадцать пять миллионов евро, но и жена и будущий ребенок. Словом, целая жизнь.
А Кейт уже решила оставить все как есть. Плюнуть на все остальное. Она будет молчать по поводу этого его двуличия. Всегда.
Она засовывает «беретту» обратно под твердую прокладку на дне сумочки. Вынимает руку из-под стола, кладет ладонь на руку Джулии, чувствуя острые грани бриллианта на обручальном кольце. Гладит Джулию большим пальцем.
Билл кивает Кейт, подмигивает — никакой ошибки, это он ее так благодарит. Он тоже чуть смещается на стуле, вынимает руку и этой освободившейся правой рукой хватается за винный бокал.
Кейт не хочет, чтобы эта женщина рожала в тюрьме. Она не желает нести ответственность за те ужасные последствия, к которым может привести подобная ситуация.
Она уже и так несет тяжкий груз ответственности за нечто не менее ужасное.
Нет, то, что она сделала, гораздо страшнее.
На Парк-авеню прозвучал клаксон такси; засвистели, заскрипели пневматические тормоза восемнадцатиколесной фуры. Сквозь полупрозрачные занавески, висевшие под плотными бархатными шторами, просачивался утренний свет, в его лучах плясали пылинки. Поднос, доставленный в номер из ресторана, завален нетронутыми тостами, наполовину съеденной яичницей, ошметками бекона, кусочками жареной картошки. Серебряный кофейник и фарфоровая чашка стоят на краю стола, комнату наполняет аромат кофе, кофейник блестит на солнце.
Кровь Торреса потихоньку вылилась из его простреленных груди и головы, застыла лужами, пропитала ковер.
Снова закричал, заплакал ребенок.
В голове Кейт за долю секунды пронесся огромный объем информации. Ей, конечно, было известно про жену Торреса, умершую несколько лет назад от осложнений после рядовой хирургической операции. Но это устаревшие сведения.
Кейт ничего не знала об этой новой женщине и о ребенке. Конечно, она навела кое-какие справки: в какой гостинице, в каком номере, сколько телохранителей, где они расставлены, когда меняются. Конечно, спланировала эту операцию: как из округа Колумбия тайно добраться до Нью-Йорка, от вокзала доехать до места назначения, как потом избавиться от оружия и незамеченной убраться из отеля.
Но оказалось, она была ленива, нетерпелива и вообще отнеслась к делу халатно. Не навела надлежащие справки, не довела до конца сбор необходимой информации. Не вызнала все, что следовало вызнать.
И вот вам, пожалуйста, — сюрприз! Молодая женщина стоит в дверях спальни номера люкс в отеле «Уолдорф-Астория», повернув голову в ту сторону, откуда доносится плач ребенка, не в силах справиться с непреодолимым материнским инстинктом, стремлением успокоить своего младенца. Не ведая, что, разорвав визуальный контакт с Кейт, перерезав эту нить человеческого взаимопонимания, созданную их встретившимися взглядами, дает Кейт возможность совершить самое худшее, что она когда-либо делала в своей жизни.
Да, это была вина Кейт. Ее неспособность тщательно спланировать дело. Именно поэтому ей придется завтра утром шагать в кабинет своего куратора и подавать рапорт об отставке.
В соседней комнате опять заплакал ребенок. И Кейт нажала на спусковой крючок.