до того, как он это сделал, чтобы протереть плешь белоснежным платочком, я склонялся к тому, чтобы принять решение в его пользу, а волхва и всех его последователей предать силовикам на окончательное поругание. и вдруг, его святейшество патриарх всея Тартарии решил приподнять митру, потому что ему, видите ли, приспичило пот с плеши вытереть. и плешь эту свою нелепую не вовремя напоказ выставил, уж лучше бы потерпел немного, пару минут или даже секунд, пока Водов не остановил бы всё это, почувствовав к тому моё желание. какая несуразная плешь! — подумал тогда я. — и ведь у меня тоже плешь на голове. нехорошо это — когда сразу у двух самых главных людей Тартарии, представляющих светскую и духовную власть, головы плешивы, надо бы, чтобы хотя бы у одного волосатая была. так вот же она — голова, волос полная — у волхва Радомира волосы густые, волосинка к волосинке, крепкие, с корнем не вырвешь, косой не выкосишь. так тому и быть! пусть родноверие в Тартарии возродится из пепла, а христианство уйдет туда, откуда явилось. так будет по справедливости!
Три Д поднялся, максимально выпрямил ноги, — почему-то ему показалось необходимым это сделать в такой важный момент для Тартарии, в особенности для её титульной нации, оглядел сцену, где в трагическом ожидании застыли две фигуры. Чтобы отвлечься от этого щемящего сердце трагизма, как будто предстояло усыпить любимое домашнее животное, во взгляде которого застыло фатальное смирение перед неотвратимостью судьбы, Дорогин перебрал в голове множество образов и остановился на одном, наиболее безобидно отражающем этих людей — поплавок на водной поверхности, вернее, два поплавка. В детстве он несколько раз сходил с друзьями на рыбалку, ему вручили оснащенную удочку и показали, как ей пользоваться, но всё это до отвращения не понравилось ему: рыбак, насаживающий на крючок червя, чтобы при помощи коварства и обмана выловить из реки несчастную рыбу и потом съесть её, рыба, не понимающая того, что её обманывают, заглатывающая наживку с крючком, который впивается в её тело, и молча погибающая, червяк, которого используют в качестве наживки, но не едят — все персонажи, принимающие участие в этом действии, рыбак, рыба и червяк, представлялись Дорогину чем-то одним, каким-то жутким существом — черверыбочеловеком, как он его назвал, — в трех ипостасях, которые, однажды соединившись, уже не способны были снова распасться на три отдельных сущности. Поэтому Дорогин, не из жалости к червю или рыбе, закидывал снасть с пустым крючком, а из нежелания превращаться в черверыбочеловека, отсутствие улова объяснял тем, что ему не везет в рыбалке, но от жаренной на костре рыбы, горячей и ароматной, не отказывался, а когда подрос, категорически исключил рыбалку из своего досуга. Теперь же он представил людей, стоящих на сцене, в образе поплавка, вернее, двух одинаковых поплавков — не в виде червя, рыбы, человека или черверыбочеловека, — а деталями снасти, плавающими на поверхности и сигнализирующими поклевку или её отсутствие. Лишь одному поплавку предстояло остаться на плаву, стать инструментом черверыбочеловека, а другому — быть брошенным в испепеляющий огонь забвения.
— Я принял решение. И, надо признаться, далось оно мне с невероятным трудом, — голосу Три Д, конечно, было далеко до голоса Доримедонта, но он брал другим — какой-то абсолютной непреклонностью и непререкаемостью — у слушающих его не оставалось ни малейшего сомнения в том, что его обладатель не только судьбой, но и самой природой наделен всей полнотой власти над этим миром и неоспоримым пониманием той правды, на которой тот держится. — Диспут получился интересным, даже, можно сказать, захватывающим, я уже не говорю про его поистине историческое значение. Вы оба прекрасно справились со своими задачами, представили, так сказать, во всей красе и полноте достоинства своих религий, бескомпромиссно указали на недостатки соперника. Я долгое время колебался, приходили мне в голову даже крамольные мысли: сделать государственными обе ваши религии или выбрать третью, благо список кандидатов довольно обширен, а ваши полностью запретить. Но потом я отбросил это, поняв, что лишь одна из ваших религий может в полной мере соответствовать духовным потребностям Тартарии, и выбрать надо одну из них, потому что они противоречат друг другу, их соседство или слияние невозможно и даже опасно, потому что может привести к разделению народа на две враждующих половины. Поэтому, поразмыслив хорошенько и обратившись за советом к своему сердцу, я выбрал в качестве государственной религии родноверие. Вас, Радомир, поздравляю с победой, а вас, Доримедонт, призываю с присущим истинному христианину смирением принять поражение и не впасть в грех гнева или отчаяния, потому что этим вы уже ничего не измените. Историческая справедливость должна восторжествовать. Все незаконно отнятое должно быть возвращено прежнему владельцу, то есть исконной вере, язычеству…
Три Д сделал микроскопическую паузу, решив в полной мере насладиться её тихой красотой и насыщенностью чувствами, исходящими от четырех человек, которые в той или иной степени не ожидали такого решения от первого лица государства,
Доримедонт был абсолютно уверен в собственной победе, Радомир не верил в собственную, Водов не сомневался, что победа будет отдана Доримедонту, и даже сам Три Д не ожидал от себя такого решения, думая, что даже если примет его в пользу волхва, то всё равно победителем объявит патриарха — в общем, все четверо на секунду застыли в таком изумлении, которое просто не могло не иметь внешнего проявления. Тело Доримедонта издало какой-то непонятный звук, который невозможно было идентифицировать, Радомир содрогнулся всем своим могучим телом, так что коловрат на его груди чуть не сорвался с цепи, Водов так сильно вытянул из-под усов губы, что возникла угроза их полного отрыва от лица, что же касается Три Д, то у него так зачесались пятки, что захотелось немедленно скинуть ботинки, и удержаться от этого неуместного в данный момент действия удалось с огромным трудом.
— Надеюсь, всем присутствующим ясно моё решение? — продолжил Три Д, стараясь незаметно ерзать ступнями в ботинках, чтобы остановить зуд. — И я очень надеюсь на ваше взаимопонимание и сотрудничество на благо народов Тартарии… Конечно же, я не рассчитываю, что такая огромная страна в один миг вдруг возьмет и поменяет религию. Как к этим переменам отнесутся простые люди, которых у нас подавляющее большинство? Не будут ли шокированы, обескуражены и озлоблены? Не вцепятся ли мертвой хваткой в старое? Не примут ли новое в штыки? Не начнутся ли бунты, волнения и религиозные столкновения, грозящие перерасти в гражданскую войну. Я понимаю, что надо действовать максимально осторожно и аккуратно, постепенно приучая людей к тому, что
