какой-нибудь совет… То, чего девушка не посмела спросить у леди Кристины, она теперь спрашивала у своего жениха. Она не собиралась полагаться на мужчин в плане своего правления, регентства, но доверить самой себе казнь не могла.
Себе — и никому, кроме Хельмута.
— Я думаю, до нашей свадьбы мы не успеем нанять палача, — вдруг произнёс он задумчиво. — Да и вообще, стоит сделать это как можно раньше, чтобы поскорее об этом забыть, встретить твои именины и заняться подготовкой к свадьбе. Это всё ничто не должно омрачать.
После этих слов Хельмут осторожно приблизился к Софии, стоявшей у стола и по-прежнему вертящей в пальцах гусиное перо. Доселе он стоял у двери, словно боялся пройти в глубь кабинета, но теперь как будто осмелел, и улыбка вновь тронула его губы… София поняла: думал он в тот миг вовсе не о казни.
Она и сама бы с радостью сейчас забылась с ним, хотя бы просто позволив себе обнять его, уткнуться лицом в его плечо, вдохнуть запах его волос… Но знала: одними объятиями дело не ограничится. Через минуту Хельмут начнёт её целовать, сначала сдержанно, целомудренно — в макушку, в лоб, в щёку, но даже такие поцелуи взбудоражат её, заставят сердце биться чаще, а коленки — трястись, и София не сможет удержаться от того, чтобы ответить… Объятия станут крепче, а поцелуи зайдут туда, откуда выхода уже не будет. Они не сдержатся.
Господи, как же неуместны сейчас эти фантазии…
Те десять дней, что оставались до свадьбы, станут для них настоящим адом.
София покачала головой и отступила назад, не позволив ему коснуться её плеча, хотя Хельмут уже протянул руку, явно желая сделать это. Она чувствовала, что кровь в её жилах буквально горит, а пылающий на щеках румянец уж наверняка выдаёт её мысли. Перед женихом Софии не было неловко от них, но если бы здесь был кто-то ещё… если бы этот кто-то увидел её…
— Я разберусь, обещаю, — раздался голос Хельмута как будто отовсюду сразу, из всех углов кабинета, и София поняла, что у неё звенит в ушах от волнения. — К вечеру ты уже перестанешь об этом беспокоиться.
То, что через мгновение в комнате осталась она одна, София поняла не сразу.
* * *
— Не хочу портить тебе настроение и аппетит перед ужином, — шепнул Хельмут, когда они шли в столовую по сумрачному коридору, — но… Койла нашли мёртвым в темнице.
София вздрогнула и нервно сглотнула.
Дождь шёл весь день и лишь к вечеру унялся, но сырой свежий запах и прохлада продолжали гулять по замку. Однако поёжилась она не из-за них, а от страха. Койл умер… ей не придётся его казнить, но… он мёртв…
София остановилась и прижалась спиной к стене, пропуская вперёд свою небольшую свиту, и лишь Хельмут остался стоять рядом с ней. Никто бы не оставил их наедине надолго, поэтому следовало всё обсудить как можно быстрее и чётче.
Днём София составила указ о казни, Роэль с радостью шлёпнул по нему печатью с гербом Даррендорфов — на сей раз их геральдический кинжал казался особо зловещим и, что главное, символичным. До сведения Койла донесли, что помилования ему теперь уж точно можно не ждать и никакие оправдания об угрозах со стороны шингстенцев его не спасут. Может, это его напугало, и сердце его подвело? Да нет, он не казался слишком больным или старым, чтобы его доконал какой-нибудь сердечный приступ. Или… он покончил с собой? Но какой способ он бы нашёл в тюрьме?
Хельмут говорил об этом таким будничным, праздным тоном, что одна предательская мысль заставила Софию задрожать ещё сильнее. Слёзы подступили глазам, и она быстро прижала к лицу руки, чтобы не позволить себе заплакать.
Уж не Хельмут ли убил Койла?..
Он пообещал ей разобраться к вечеру, и София так и не поняла, что именно он собирался сделать. Может, он спустился в темницу вместе с капитаном стражи, что должен был сообщить преступнику о его участи, вручил охране и пресловутому капитану по кошельку с серебром, чтоб оставили его наедине с Койлом… и исподтишка сквозь решётку пырнул его кинжалом… София помнила, как ловко её жених орудовал кинжалами и ножами — как точно и метко он смог попасть в глаз хейлинского бастарда… Всё, о чём она подумала, так ярко представилось ей, так чётко встало перед её глазами, что когда она убрала руки от лица, то вместо встревоженного, обеспокоенного взгляда Хельмута (каковым он и был на самом деле) увидела зловещий и тёмный… Как у Хейли, когда тот обещал Софии взять её силой на глазах отца.
Она вновь покачала головой и, судорожно сглотнув, выдавила из себя:
— Надо бы Веберу сказать… то-то он обрадуется.
— Ты не рада, что тебе не придётся никого казнить? — поднял бровь Хельмут, кивая вперёд — призывая её идти дальше.
— От чего он умер? — решилась спросить София.
— Я не знаю. Лучше спроси об этом стражу в темнице: это им пришлось с трупом возиться, не мне.
Больше она вопросов не задавала.
Хельмут сказал, что не хочет портить её аппетит, но его желание не сбылось: за ужином София почти ничего не съела, зато попросила налить себе лишний бокал вина. В отличие от завтрака, на ужин Вебер всё же явился, хоть и с опозданием: он тихо сиял, правда, старался не подавать виду и о погибшем недруге не сказал ни слова. Возможно, он хотел увидеть его казнь, увидеть, как шею Койла обхватывает толстая верёвка, как он задыхается, корчится, бьётся в конвульсиях, дёргает ногами и пытается избавиться от пут, связавших руки, чтобы схватиться за петлю… Но в итоге замирает и висит, как безжизненное тряпичное чучело.
Софию затошнило, и она залпом выпила бокал вина, даже не закашлявшись.
Несмотря на то, что это кошмарное зрелище Вебер не увидит, таинственная смерть Койла в темнице его уж точно обрадовала. Надо бы всё-таки предложить ему остаться на свадьбу… И пусть дочь позовёт. Может, она, так и не оправившаяся от изнасилования, не приедет — но если эту честь она Софии всё-таки окажет, та поговорит с ней и попробует утешить. Им, девушкам, пережившим мужскую вседозволенность во время войны, нужно держаться вместе.
Хельмут весь вечер смотрел на свою невесту с беспокойством и волнением, и София старалась не подавать виду, насколько выбила её из колеи внезапная смерть Койла. В конце концов, у неё скоро свадьба. Самый важный и счастливый день в её жизни, после которого всё
