что нижний, наиболее
густой ярус африканской гилеи (то есть экваториального леса – одной
из самых производительных сегодня экосистем) составляют деревья
высотой 10–15 метров. Для зауропода это примерно на уровне рта.
Еще один фактор – опыление. Сейчас все голосеменные (за одним
исключением) ветроопыляемы, но под полог леса, в нижние его ярусы
(особенно если это вечнозеленый лес), ветер проникает с трудом.
Разумеется, есть нюансы: одно дело темные леса, другое – светлые, например сосновые. Но в общем в густых лесах с ветроопылением
дело обстоит хуже. Для современных цветковых это не проблема: их
опыляют насекомые или другие животные-опылители. Конечно, им
тоже приходится исхитряться, чтобы быть заметнее. В экваториальных
лесах
распространена
каулифлория
–
цветы
появляются
непосредственно на стволах деревьев. И все-таки цветковые с задачей
опыления справляются и там, где ветра нет вовсе. Но минимум до
середины юрского периода никаких намеков на эволюцию в
направлении цветковых растений, кажется, нет.
Еще один вариант остаться некрупным растением – ветроопыление
в период, пока крупные деревья сбрасывают листья, тогда под полог
леса проникают потоки ветра. Но листопадные леса существуют
только там и тогда, когда и где существует выраженная сезонность – то
есть когда либо влажные сезоны сменяются сухими, либо теплые
холодными. Мезозойский же климат большее время был ровным, за
исключением мелового периода, когда на короткое время на полюсах
могли даже появляться ледяные шапки, в меловой период были
распространены и листопадные леса, но в мелу и цветковые уже
распространяются, да и млекопитающие уже становятся покрупнее.
Большую часть мезозоя, видимо, условия, необходимые для появления
листопадных лесов, не были особо распространены. Те же
листопадные леса, которые все-таки существовали, также плохо
подходили для распространения травянистых растений. Росли в них
гинкговые, покрывавшие землю своей почти не разлагающейся
листвой, пробиться сквозь ее слои было сложно, и к тому же эта
листва не создавала, видимо, перегноя; не просто опыляться – расти в
таких лесах было сложно.
Более того, если посмотреть на современные растительные
сообщества, то в местах массового гнездования птиц, обильно
удобряющих почву своим богатым азотом и фосфором пометом, следствием бурного роста небольшого числа видов растений, вызванного избытком питательных веществ, становится чрезмерное
накопление отмерших растительных остатков, в результате чего
формируется мощная (до 20 см) подстилка, препятствующая
прорастанию семян и нормальному возобновлению растений, в том
числе древесных[167]. Поскольку, как уже было сказано, рост
мезозойских растений был быстрее, чем современных, то они вполне
могли формировать подобные же труднопреодолимые слои подстилки.
Кстати, раз речь зашла о птицах, а метаболизм нептичьих динозавров
был в целом близок к птичьему, то у меня по крайней мере возникает
вопрос: не был ли мощный рост мезозойской флоры связан еще и с
тем, что она обильно удобрялась богатыми азотом и фосфором
фекалиями крупных динозавров?
Первую половину мезозоя места, в которых растения из нижнего
яруса леса могли бы размножаться при помощи ветроопыления, почти
отсутствовали. Конечно, леса мезозойских голосеменных не
отличались такой же густой, плохо проницаемой для ветра и солнца
листвой, как современные покрытосеменные. К тому же их
старательно прореживали травоядные-гиганты. И все же под пологом
леса растениям, видимо, было не слишком уютно: все самое
интересное находилось вверху (что значило – на нижних этажах делать
было особо нечего и травоядным). Разумеется, если бы там
отсутствовало вообще все, никакой зауропод просто не смог бы
дожить до зрелых лет и скончался бы от недоедания в нежном
возрасте. И все же верхние этажи были явно интереснее.
Видимо, к середине юрского периода растениям нижнего яруса леса
стало совсем невмоготу. О том, что это было именно так, говорит то, что «лузеры», которые не умели расти достаточно быстро, именно в
это время начинают искать какие-то альтернативные способы
существования и размножения. Именно в юрский период папоротники
заимствуют у мхов ген неохрома, позволяющий им осуществлять
фотосинтез в темных лесах, куда проникает мало света[168]. Расцвет
этих папоротников пришелся на поздний мел (когда распространяются
цветковые растения с мясистыми листьями и сильной тенью). И все же
то, что заимствование гена неохрома происходит задолго до того, показательно.
Ближе же к
