моей семьи. Ты можешь оскорблять меня сколько угодно, я не настолько уважаю твое мнение, чтобы меня это волновало; но не оскорбляй мою семью. — Она игнорирует меня, продолжая попытки сделать фото, и я качаю головой. — Иисусе. Что, черт возьми, с тобой не так? Ты гордишься тем, во что превратила свою жизнь? Когда ты была подростком, мечтала ли ты прокрадываться в своем анораке[94] в детские парки, пытаясь тайком сфотографировать детей без их согласия, чтобы продать фото за несколько сотен фунтов?
Она раздраженно поджимает губы.
— Я просто беспокоюсь о детях, — громко говорит она. — Должно быть, их так сбивает с толку, что у их матери, — она с явным отвращением обводит взглядом Мэтта и Кенту, — так много любовников.
Кента ощетинивается позади меня, открывая рот, но я прерываю его.
— Почему это должно сбивать с толку?
Женщина шмыгает носом.
— Хорошо. Иметь трех мужчин в своей жизни, должно быть, тяжело для них.
— У тебя есть дети? — спрашиваю я.
Она гордо кивает.
— Моей дочери только что исполнилось пять.
— И может ли она отличить трех мужчин друг от друга? — вежливо спрашиваю я. — Мои дети научились этому ещё до того, как заговорили, так что я полагаю ответ «да»? Если только идиотизм не передается по наследству.
Другой папарацци фыркает. Женщина давится слюной, застигнутая врасплох. Я перегибаюсь через забор, чтобы подойти к ней поближе, и внезапно чувствую крошечное покалывание между ног. Я чувствую, как мое нижнее белье становится мокрым.
Господи. Я что, только что обмочилась? Я имею в виду, я знаю, что беременна, но я не была готова к этому. Ради бога, на мне юбка.
Затем боль снова сковывает меня, и мои глаза широко распахиваются.
Ох, дерьмо. Дерьмо, дерьмо, дерьмо. Это нехорошо.
Я прочищаю горло, вцепляясь в перила так сильно, что костяшки моих пальцев белеют.
— Слушай. Я не воспитываю своих детей осуждающими, узколобыми биготами[95], занимающимися слат-шеймингом[96]. Я учу их тому, что нормально — любить того, кого они хотят любить. Я учу их быть добрыми, уважительными и принимать людей, чья жизнь отличается от их собственной. Так что на твоем месте я бы больше беспокоилась о собственных детях, ладно?
Женщина не отвечает, разинув рот, как рыба.
Я выпрямляюсь и повышаю голос:
— Что касается остальных, — кричу я, обращаясь к небольшой толпе папарацци, — вот вам мое заявление: съебитесь отсюда.
При этом объявлении другие разгневанные родители начинают выходить вперед, требуя показать снимки фотографов и угрожая вызвать полицию.
Я оставляю их разбираться, прижимая руку к животу и закрывая глаза. Блять, это так больно. Я чувствую, как мое зрение немного затуманивается по краям.
— Ты потрясающая, — говорит Кента рядом со мной, касаясь моего локтя.
— Ага. Знаю. — Я сглатываю, слегка покачиваясь. — У меня схватки.
— Что?
Я чуть ли не падаю на него без сил. Он удерживает меня, гладит по спине и повышает голос:
— ГЛЕН, ПОСАДИ ДЕТЕЙ В МАШИНУ.
Я хватаюсь за лацканы его пальто, пытаясь дышать. Боль сжимает мои внутренности. Вспышки начинаются снова, когда папарацци перестают спорить и понимают, что разворачивается ещё одна драма. Кента обхватывает мой затылок, прижимая мое лицо к своей груди. Мэтт подходит ко мне сзади, загораживая камеры.
— Детка? — Его голос звучит отчаянно, когда он касается моей щеки. — Дорогая, что случилось?! О, Боже мой, что с ней случилось? Это из-за ребенка?
— У неё начались схватки, — тихо говорит Кента. — Говори потише.
Мэтт ругается вслух.
— Но она должна родить только через пять недель.
— Ну, ребенку, похоже, всё равно, — выдавливаю я сквозь стиснутые зубы. — Мы можем убраться отсюда? Сейчас, пожалуйста? Мне нужно собрать свою больничную сумку. — Я даже не потрудилась её подготовить, что, оглядываясь назад, вероятно, было плохой идеей.
Мэтт гладит меня по спине.
— Я позвоню Нин. Она присмотрит за детьми.
Я качаю головой.
— Мне не нужно, чтобы вы все были со мной. Я завела трех партнеров не просто так. Один из вас может остаться дома.
— Поедут все. — Его тон не терпит возражений. — Мы все будем рядом с тобой.
— Глен подогнал машину, — говорит Кента. — Готова идти, любимая?
— Подожди несколько секунд. — Я жду, пока боль утихнет. — У меня отошли воды. Заметно?
— Вовсе нет, — уверяет он меня.
Спасибо, блять.
Мэтт сжимает мое плечо.
— Порядок?
— Ага, — шепчу я, переводя дыхание. — Я в порядке. — Кента протягивает мне руку.
Мы выходим из парка и направляемся к дороге, Мэтт и Кента загораживают меня от папарацци, пока я, пошатываясь, добираюсь до машины. Она словно чудовище: для семьи из шести человек нам нужно три ряда сидений. Ребята настояли на каком-то транспортном средстве повышенной безопасности, способном выдержать больше, чем танк. Я прислоняюсь к боку машины, наблюдая, как Мэтт помогает детям забраться внутрь. Деймон и Эми не жалуются на то, что их забирают с площадки. Они привыкли к внезапным эвакуациям, подобным этой. Это часть их нормальной жизни.
— Вы повеселились в парке? — спрашиваю я их, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно более нормально.
— Я нашла муравья, — говорит Эми, когда Мэтт пристегивает её.
— Красного или коричневого?
— Коричневого. — На мгновение она замолкает. — Я поцеловала его.
— Это мило. — Я закрываю глаза. Клянусь Богом, мне кажется, что у меня течет по ноге. — Он поцеловал тебя в ответ?
— Па сказал, чтобы я положила его обратно, — говорит она, и в её тонком голоске на первом слове проскальзывает безошибочно узнаваемый шотландский акцент.
— Па, — упрекаю я Глена. Малышка внезапно пинает меня, и я использую все свои актерские способности, чтобы скрыть вспышку боли. К сожалению, мои отмеченные наградами навыки не действуют на моих мужьях. Едва взглянув на мое лицо, Глен издает печальный звук своим горлом.
— Я поведу. Может кто-нибудь… — начинает он.
— Я посижу с ней сзади, — вызвался Кента, помогая мне забраться внутрь и протягивая руку, чтобы пристегнуть меня. Мэтт целует Деймона в лоб и вжимается в крошечное среднее сиденье между обоими детскими креслами.
Я раздраженно фыркаю.
— Я в порядке.
Глен заводит машину, и мы съезжаем с дороги. Кента берет меня за подбородок и оставляет поцелуй на моей щеке.
— Я знаю, — бормочет он. — У тебя всё получится ахуеть, как здорово.
Слезы наворачиваются мне на глаза. Моя нижняя губа дрожит.
— Спасибо.
Он утыкается носом в мою шею.
— Я люблю тебя, — напоминает он мне. Я протягиваю руку, чтобы схватить его, сильно сжимая. Мне не нужно говорить ему о своих чувствах. Он итак знает.
Глава 2
Мы возвращаемся домой без происшествий, и я иду прилечь в
