Ознакомительная версия. Доступно 23 страниц из 113
прохрипел король.
– Государь?
– Обыщи все комнаты. Джон где-то в замке, я знаю.
Что хуже, подумал Маршал: быстрый, решительный удар или тот, который постоянно оттягивают? Выбора не было.
– Государь, его нет. Я лично видел, как он уехал.
Обрамленные красными кругами глаза Генриха наполнились слезами.
– Ты не остановил его?
Маршалу пришлось солгать, иначе не получалось:
– Я не смог, государь. Он велел мне не вмешиваться.
– Он поехал к Ричарду?
– Полагаю, так, сир.
– Ах, Джон…
С потрескавшихся губ Генриха сорвался вздох, долгий, похожий на свист.
Преданный любимым сыном, король утратил волю к жизни. Отказываясь от пищи и воды, он то проваливался в забытье, то приходил в себя. Во время кратких периодов бодрствования он проклинал час, когда родился на свет, и своих сыновей. Один раз он попросил отнести его в церковь, где исповедался в грехах и получил отпущение. В таком состоянии король пробыл еще три дня. Никто не знал, когда наступит конец. Маршал посылал Ричарду письма, сообщавшие о том, что его отец на пороге смерти, но ответа не было.
Измученный постоянным бдением рядом с Генрихом, удивленный тем, как долго немощное тело короля ведет заранее проигранную битву со смертью, поздно вечером пятого июля Маршал оставил его на попечение слуг. Де Краон и прочие были уже в постели. Уильям спал крепко и проснулся посвежевшим, в хорошем настроении. Но окружающая действительность вскоре обрушилась на него.
Одевшись, он поспешил в королевскую опочивальню.
Дверь оказалась приоткрытой: необычное дело. Изнутри не доносилось ни звука. Он старался унять тревогу: Генрих, мол, спит, а слуги присматривают за ним.
Маршал вошел. И застыл в ужасе, потому что комната была ободрана: гобелены, шкатулки с ценными вещицами, серебряная посуда – все исчезло. Уильям посмотрел на Генриха. Тот лежал, нагой и неподвижный, на голом матрасе: руки и ноги разбросаны, как у куклы, кожа посерела. Он был мертв.
– Господи Иисусе, нет! – простонал Маршал.
Ноздри и губы короля были покрыты запекшейся черной кровью – след последней агонии. Налитые кровью глаза пялились в потолок, помутнев навеки. Отведя взгляд, чтобы пощадить остатки достоинства государя, Маршал выскочил в коридор и принялся громко звать людей, любых, способных помочь ему. Первым подоспел Уильям де Триан, один из тех пятерых, что сопровождали короля после Френе. Взяв у рыцаря плащ и велев ему охранять дверь – ценой жизни, если понадобится, – Маршал вернулся в опочивальню и прикрыл труп монарха, снедаемый виной и стыдом.
– Простите меня, государь. Если бы я остался, то оградил бы вас от такого бесчестья. Ничего подобного не случилось бы.
Маршал осмотрел комнату. Слуги постарались на славу: не сохранилось ни одной ценной вещи. Мух привлекает мед, волков – падаль, муравьев – пшеница, с горечью подумал он. Так и люди. Но, вместо того чтобы выместить ярость на бессовестной прислуге, он заставил себя успокоиться. Предстояло много дел. Короля следовало омыть и облачить в дорогие одежды. А на другой день – доставить в аббатство Фонтевро, в двенадцати милях вниз по Луаре. Генрих всегда благоволил этому женскому монастырю и завещал похоронить себя там.
Оставалась еще одна обязанность, самая неприятная. Нужно было известить Ричарда о смерти отца.
Занимаясь неотложными делами, Маршал изо всех сил старался не думать о встрече с герцогом – новым королем.
В церкви Фонтевро царил покой. Сальные свечи на подставках заливали собор золотистым светом. Тело Генриха лежало в гробу перед алтарем, облаченное в лучшие одеяния, с двумя серебряными пенни на веках, с руками, молитвенно сложенными на груди. Маршал, де Краон и их товарищи, облаченные в полный доспех и с мечами наголо, несли караул подле короля. Он провели тут всю ночь, пока монахини, многие из которых плакали, возносили к небу песнопения, и весь день. Отслужили мессу, тело Генриха предали земле. Теперь ждали приезда Ричарда и Джона.
Под покровом ночи велось много тихих разговоров, в которых Маршал не участвовал. Все, от простых рыцарей до баронов, прибывших отдать последние почести, переживали, не зная, чего им ждать от Ричарда. Склонялись к тому, что будет достаточно изъявить покорность, принести присягу на верность и предложить свой клинок. Положение Маршала, убившего коня под новым королем, было иным. Он уже потерял счет займам, коням и оружию, предлагавшимся с лучшими намерениями. В итоге Уильям, не в силах сдержать раздражение, заявил, что не жалеет о своих поступках. Господь оберегал его всю жизнь, продолжил он, не оставит и теперь.
После этой отповеди Маршала оставили в покое, но внутренняя тревога не давала ему покоя. Скорее всего, его лишат земель и отлучат от королевского двора. Может быть, и даже весьма вероятно, бросят в темницу. Смертной казни знатных особ подвергают редко, но не каждый же повинен в деянии, какое он совершил по дороге из Ле-Мана во Френе. Ничто не мешало ему бежать – эта мысль не раз приходила ему в голову, – но так поступает лишь трус, человек без чести. Маршал был давно и заслуженно известен как человек чести, и эта слава значила для него все. Вместо того чтобы бежать, он предстанет перед судом Ричарда.
Даже если это будет стоить ему жизни.
Время шло. Река пришедших попрощаться превратилась в ручеек. Монахини раздавали воду стоявшим в карауле подле тела короля. Колокола аббатства прозвонили к вечерне, а часом позже – к полуночнице. Впереди еще одна долгая ночь, подумал Маршал, чувствуя, как ноют колени и бедра. Это не важно, как и то, насколько устанет он к рассвету. Когда Ричард приедет, он будет готов.
На улице послышался топот копыт, затем голоса. Оклик и ответ.
Все глаза обратились к входу.
В храм влетел обеспокоенный Жан д’Эрле.
– Сэр, – воскликнул юноша. – Герцог здесь!
«Господь на кресте! – взмолился Маршал. – Не оставь меня в этот час».
Минуту спустя, предшествуемый несколькими рыцарями, решительным шагом вошел Ричард. С головы до ног он выглядел по-королевски. Роскошная грива волос была расчесана и умаслена. Золотые анжуйские львы украшали темно-фиолетовую тунику; пояс, ножны и сапоги были сшиты из тисненой кожи. Зато лицо – каменное, как у статуи. В шаге позади него держался братец Джон со своими змеиными глазками. Были и другие, но на них Маршал не смотрел.
Взволнованный, как никогда за многие годы, Уильям опустился на колено и склонил голову. Прочие, стоявшие у гроба, сделали то же самое.
Ричард остановился в нескольких шагах от отцовского тела.
– Встаньте, – сказал он.
Маршал и его товарищи повиновались.
– С вашего позволения, господа.
Стало ясно, что Ричард хочет побыть один.
Рыцари удалились на почтительное расстояние и смотрели на то, как герцог
Ознакомительная версия. Доступно 23 страниц из 113
