участок, на котором стоишь сам, было бы разумнее и вернее с любой точки зрения, так нет же, ты ведь, чтоб тебя, альтруист!.. Нет, если бы Бран был тут, он точно взял бы назад все слова, которыми тебя хвалил…
Лёд подался у Лексия под ногой, и он не успел даже вскрикнуть, как оказался в полынье по грудь. Онемевшие от холода руки тщетно искали опоры, обжигающе ледяная вода сжала лёгкие, не оставляя места даже для дыхания, не то что для мыслей и памяти, разом растерявшей волшебные слова, и Лексий отчётливо понял: всё. Господи, в каком-то смысле это было даже смешно: он всего лишь хотел вернуться обратно на Землю, а в итоге утонет, как последний тевтонец в учебнике по истории для младших классов. Кажется, книжки про попаданцев обычно заканчиваются как-то не так…
Небо было безупречно голубым, шум вокруг давно перешёл ту грань, после которой он кажется тишиной, рядом с Лексием тонули люди и лошади, до последнего борющиеся в обречённой битве за жизнь, которую он не смог для них выиграть… Его буланая, не успевшая убежать, била копытами подле и, кажется, ненароком лягнула бывшего седока под рёбра, но Лексий, хлебнувший чёрной воды, не почувствовал удара. Потому что ничего уже не чувствовал. Только холод…
А потом не стало и его.
Глава вторая: Трус
Гвидо ненавидел себя за трусость.
Регина говорила ему, чего хочет, и он выполнял. Она велела наложить на свою бесценную королевскую персону защитные чары – что ж, он это сделал. Почему нет? Иногда Гвидо казалось, что Амалии хватило бы на то, чтобы сделать неуязвимой хоть всю оттийскую армию. Интересно только, знала ли королева, что раз он произнёс заклинание, то мог его и отменить? Мог убить Регину, если бы захотел – если бы вообще умел хотеть убивать. Или превратить её в змею. А что? Это даже не было бы метаморфозой, Гвидо просто показал бы миру её истинный облик. Или нет, не в змею – в веретеницу. В ящерицу без ног, которой даже кусаться нечем…
Он мог бы это сделать. И на какой-то момент, пока он ещё не опомнился, он был бы счастлив.
Но королевские волшебницы следили за ним и Амалией. Ни одна из них так и не раскрыла рта, но Гвидо постоянно ловил на себе их взгляды – не одной, так другой. Кто-нибудь из них неизменно оказывался рядом, хоть и не слишком близко. Открытой охраны не было – зачем? Гвидо шутя справился бы с любой из этих девчонок поодиночке, но вряд ли сдюжил бы, встань они против него впятером. В самом начале пути, который привёл его сюда, на сильванские равнины, он узнал одну простую истину: волшебник – это перемычка песочных часов. Сколько бы у тебя в запасе ни было сил, они могут течь лишь тонкой струйкой. Так глупо: смотрите, я великий колдун, и я сотворю вам любые чудеса – но только если не станете мешать…
Честь и мораль были ни при чём. Магия не предназначена для войны – так же, как прялка не предназначена для того, чтобы ею пахать, вот и всё. Это знал любой волшебник, вот только не-волшебникам было всё равно. Регина намеревалась использовать вновь обретённого брата где только сможет. С паршивой овцы – а кто, скажите, пожалуйста, всегда был в семействе Локки паршивой овцой? – хоть шерсти клок…
Разумеется, Регина его не боялась.
Гвидо понимал: он сам виноват. Он выдал свою слабость в тот самый момент, когда явился в королевский дворец, признавая тем самым, что не обойдётся без помощи… Но факт оставался фактом: Регина была уверена, что он ничего не сможет ей сделать, и самым мерзким, самым отвратительным было то, что она была права. Потому что он знал, что вряд ли станет даже пытаться. Потому что какая-то часть Гвидо – упрямая, трусливая часть – с детства раз и навсегда уяснила: всё на свете всегда и непременно устраивается так, как хочется твоей блистательной сестре. Сопротивление только всё усложняет. Иные уроки запоминаются надолго: даже осознавая, насколько он смешон и жалок, он не мог преодолеть сам себя.
Итак, ему было тридцать, у него в руках была огромная волшебная мощь, и он был не в состоянии пойти против женщины. Он страшно устал ночами напролёт лежать в объятиях бессонницы и с кривой усмешкой думать: а стоило ли вообще вспоминать, кто он такой? Загадочный даже для самого себя Чародей уж точно являл куда более приличное зрелище, чем неприглядная фигура Гвидо Локки…
Регина умела путешествовать с комфортом. Каждый раз, входя в её палатку, Гвидо не мог отделаться от мысли, что какой-нибудь оттийский бедняк за всю свою жалкую жизнь и мечтать не смел о такой роскоши. А входить ему приходилось часто, потому что Регина звала его, когда ей хотелось поговорить. Именно поговорить, а не побеседовать – в осмысленных ответах и тем более в возражениях она особо не нуждалась. Порой Гвидо недоумевал, на что ей сдался он, если с тем же успехам она могла обратиться к своим колдуньям, немым, как мебель…
Сегодня сестра вызвала его к себе и с порога сунула ему под нос какую-то бумагу.
– Ты слышал? – потребовала она. – Эту историю про озеро? Айду, я так смеялась, нет, честное слово, эти сильване – просто прелесть, какая фантазия! Но Юрье всё-таки умница, что не утонул, это была бы до обидного бессмысленная трата…
Вполуха слушая её болтовню, Гвидо пробежал глазами вручённое ему письмо.
– У тебя что, до сих пор на него большие планы? – уточнил он.
– Ну да, – королева даже не разозлилась, что он позволил себе её перебить; она, кажется, вообще считала его слишком ничтожным поводом для злости. – Дам ему командование над степняцкой конницей, как только она прибудет. А что, ты против?
Ну, как бы тебе сказать. Начать хотя бы с того, что несколько немилосердно приказать человеку, которого степняки держали в рабстве, воевать и жить с ними бок о бок, но, милая сестрица, когда такие мелочи всерьёз тебя волновали…
– Он же позволил утопить своих людей в озере, – Гвидо бросил донесение на складной письменный стол.
– Впредь будет умнее, – беззаботно отмахнулась Регина. – Спорим, зато теперь он никогда в жизни не забудет, что всегда нужно делать поправку на магию? И, кроме того, судя по тому, что там пишут, если бы не он, до берега не добрался бы вообще никто. А он спас больше
