Путешествие в Ясную ПолянуПосле нашего переезда в Пенсильванию Эдик и Ирина Служевские завели славную традицию: время от времени собирать в своей квартире под Нью-Йорком (городок Хобокен, штат Нью-Джерси) тех друзей, с которыми они раньше встречались у Ефимовых. И если нам удавалось вырваться на эти посиделки, мы получали шанс снова повидать там Володю и Аллу Гандельсман, Лёву и Таню Гордон, Ирину Машинскую, Беллу Мизрахи, Виктора и Лилю Пан, Валерия Черешню и многих других.
А ещё я каждый раз пользовался случаем просмотреть новые поступления в домашнюю библиотеку Служевских, которая уже оккупировала стены, полки, шкафы и даже холодную пещеру камина. И однажды, среди новинок, мне попалось переиздание книги Владимира Жданова «Любовь в жизни Льва Толстого»[98]. Она представляла собой огромную коллекцию отрывков из дневников и писем Льва Николаевича и Софьи Андреевны, соединённых краткими авторскими пояснениями и комментариями, выполненными с большим тактом, пониманием, сочувствием.
Чтение этой книги захватило меня на несколько недель. Со школьных лет Толстой занимал огромное место в моей душе. Я зачитывался им, учился у него, спорил, бунтовал, возмущался, заучивал наизусть, цитировал.
Живя в Америке, написал две большие статьи о нём: «Вера и неверие Льва Толстого»[99] и «Несовместимые миры. Достоевский и Толстой»[100]. И всё равно книга Жданова с каждой новой главой открывала передо мной новые черты этого человеческого вулкана.
По своей привычке я составлял список страниц, которые надо будет потом ксерокопировать, чтобы сделать нужные выписки-вырезки. Но вскоре понял, что мне придётся снять полный ксерокс трёхсотстраничного тома. Накал и подлинность чувств, вскипавших на каждой странице, неразрешимость эмоциональных коллизий, страстность взаимных призывов и упрёков заставляли вспомнить греческие трагедии, пьесы Шекспира, поэзию Цветаевой. И в какой-то момент меня осенило: да ведь здесь спрятан готовый киносценарий! Остаётся только взять ножницы и распределить диалоги, реплики, монологи между различными участниками этой пламенной семейной драмы.
Я приступил к работе, но с первых же шагов осознал, что жанр киносценария слишком тесен для этого огромного материала. Со всех сторон в действие вторгались новые персонажи, сыгравшие свою роль в судьбе Толстых: их дочери и сыновья, оставившие свои мемуары, родные и соседи, издатели и литераторы, переписка с которыми занимает много томов в собрании сочинений Толстого. Чтобы вместить полвека супружеской жизни, требовалось не два часа экранного времени, а восемь—десять часов полнометражного телесериала.
Религиозно-философский переворот, случившийся с Толстым где-то в 1879 году, был мною достаточно изучен при работе над статьями о нём. В пятьдесят лет этот страстный богоискатель, наконец, уверовал в Бога — Отца, Хозяина, который послал нас в этот мир и ждёт исполнения Его заветов, переданных нам Христом: любить ближнего как самого себя и не противиться злу насилием. Бог всемогущ, всеблаг, всеведущ, а источник всех страданий на Земле — людская глупость и непослушание воле Пославшего. Чтобы оправдать во всём Бога, надо всю вину перенести на человека. Это и есть главный стержень проповеди Толстого. Все несообразности, противоречия и парадоксы его учения подчинены этой сизифовой задаче.
