В сказках ничего не говорится о кончине очаровательного принца, о том, что у него недержание мочи, что он заговаривается. К сожалению, а может, и к счастью, мне не доведется стареть бок о бок с моей юношеской любовью. Иногда я этому радуюсь, но в другие дни сожалею.
Не обижайся на меня за столь грустное письмо. Ты умеешь слушать, моя Джейн, и душа твоя наполнена состраданием.
Всегда твоя,
Бет
Принстон, 15 июня 1976 года Моя дорогая Джейн.
В последнем письме ты интересовалась подробностями здоровья моих «старичков». Несчастная Адель попала в больницу. У нее случился еще один сосудистый криз. Ей стало совсем плохо. Она бредит, кормить ее приходится с помощью внутривенных вливаний. У меня тоже больше нет никаких сил. Я мечусь между домом и клиникой, то и дело сопровождая господина Гёделя, чтобы он мог посидеть у постели жены. На него больно смотреть, он напоминает всеми брошенного ребенка. Я покупаю продукты, пытаюсь что-нибудь стряпать, но он говорит, что будет готовить сам. Я ему не верю. Он неразумен, как дитя. Порой может часами говорить со мной об Адель. К тому же подозревает меня в причастности к заговору, цель которого – сместить его с занимаемой должности. Господин Гёдель напрочь забыл, что вышел на пенсию. К болезни Адель, по-видимому, имеет самое непосредственное отношение напряжение последних недель. Ее супруг сбежал из больницы, где ему пришлось сделать срочную операцию и вновь установить зонд. При этом домой вернулся пешком. А потом при мне обвинил жену, что она в его отсутствие присвоила себе все деньги, а его решила убить. Бедняжка в отчаянии расплакалась. Ничто не смогло убедить господина Гёделя принимать успокоительные – ни власть докторов, ни доброжелательность его друга Моргенстерна. Он упрямо отказывается, вот уже который день пребывая в состоянии, близком к бредовому. Даже позвонил в Европу брату, чтобы тот стал его официальным опекуном. А на следующий день заявил, что ненавидит его. Терпение этой женщины поистине безгранично. Источая его бездонные запасы, она как-то умудрилась его немного успокоить. Все, казалось, вернулось в норму (если в этом сумасшедшем доме вообще можно надеяться хотя бы на видимость «нормы»), как вдруг хозяйку свалила болезнь, и ее пришлось срочно доставить в больницу. С тех пор он окружил ее своим вниманием и заботой. На господина Моргенстерна тоже нельзя смотреть без слез. Он страшно исхудал и тратит на этого живого покойника последние остатки своих сил. Вообще-то, господина Гёделя следовало бы поместить в психиатрическую клинику, но Адель и слышать об этом не желает, да при этом еще умудряется винить себя в том, что не в состоянии о нем заботиться.
Мои силы, Джейн, на исходе. Поделись со мной мужеством. Клянусь, что в будущем я буду ухаживать исключительно за грудными младенцами! Напомни мне когда-нибудь об этом обещании.
Бет
Принстон, 2 сентября 1977 года
Моя дорогая Джейн.
У меня скверные новости. Последние два месяца Адель находится в реанимации. Не успела она прийти в себя после сосудистого криза, как ей пришлось сделать колостомию, и я не знаю, сможет ли она после нее оправиться. И даже в самом лучшем случае вернется домой не раньше Рождества. Если вернется вообще. Единственное, что еще удерживает ее в жизни, это страх бросить мужа на произвол судьбы. То, чего я опасалась в начале лета, свершилось. Впрочем, чтобы предсказать это, не надо быть великим прорицателем! Господин Гёдель заперся в доме и отказывается от всякой помощи. Если бы не жена, он бы вообще перестал есть. Я приношу ему еду, но на следующее утро забираю ее нетронутой. А вчера обнаружила на половике курицу, всю облепленную мухами. Ее принес кто-то еще, но с тем же отрицательным результатом.
Я уже не знаю, как приукрашивать истину, чтобы Адель не переживала. Она упрекает себя в том, что он остался без ее поддержки: «Как-то он будет без меня? Элизабет, вы действительно каждый день носите ему еду?»
Господин Гёдель никому не открывает дверь и напрочь отказывается от моей помощи. А когда до него удается дозвониться по телефону, обвиняет, что я не даю коллегам его навещать. Требует, чтобы к нему пришел его друг Оскар. Господин Моргенстерн умер два месяца назад, но он не желает этого признавать.
Боюсь, что конец уже близок. Для них обоих. Без нее он умрет. Она его тоже не переживет.
Обними за меня пальмовые деревья! Возможно, мой юмор покажется тебе неуместным. Поверь мне, я трачу последние силы, чтобы не погибнуть вместе с ними.
Твоя любящая, обессилевшая подруга
Бет
Принстон, 21 января 1978 года
Моя дорогая Джейн.
Моя новость тебя не удивит. 14 января господин Гёдель скончался. Адель в шоке и до сих пор не может этого осознать. Как же она была счастлива, что наконец уговорила его обратиться к врачу и лечь в больницу. Но хотя она вернулась домой и окружила его своей заботой, было уже слишком поздно. В ее отсутствие он довел себя до голодной смерти. И после кончины весил всего тридцать килограмм! Не понимаю, как подобное могло случиться с человеком такого ума? Он ушел из жизни после полудня в своей комнате, свернувшись в кресле калачиком в позе зародыша.
После похорон я все время провожу с Адель – она так нуждается в поддержке. Ее душа мечется между двумя чувствами – облегчения и вины. Как-то раз я даже услышала, как она с ним разговаривает. Миссис Гёдель немного не в себе, хотя в конечном счете так даже лучше. Теперь ей нужно жить без него. Если это, конечно, можно назвать жизнью.
Вскоре нам предстоит определить Адель в пансионат для пожилых людей. Пока она для проформы отказывается, хотя и знает, что это будет лучшим решением. Ей очень страшно остаться одной. Пенсия, полагающаяся ей после смерти мужа, не очень большая, но, если продать дом, этого хватит на более или менее приличное заведение.
Моя работа в их доме близится к концу. Пять долгих, ужасных лет. Врачи сказали, что анорексия господина Гёделя была обусловлена его личностными проблемами. Вот уж никогда не подумала бы! Его надо было давным-давно поместить в психиатрическую клинику. Не будь он «светилом», сумасшедшего дома ему было бы не избежать. Это был выбор Адель, за который она заплатила все до последнего цента. В качестве моей последней миссии мне придется помочь ей привести в порядок архив. Я осмотрела подвал. Работенка не из приятных. Ее супруг накопил тонны бумаг.
Вскоре, Джейн, мы с тобой сможем увидеться. Мне жизненно необходимо посмеяться, погреться на солнышке и забыть всю эту историю. Вот что бывает с людьми, которые проникаются теплыми чувствами к своим пациентам!
Все такая же мужественная,
твоя Бет
53
– А персонал в курсе ваших посиделок?
– Пункт «развлечения и увеселения»: никогда не перебивать пожилого человека, когда он говорит о покойниках, кошках или архивных работниках.
