Взревев, Фабьен выхватил свой кинжал. Поединок продолжался. Фабьен и Монкур ходили кругами. Отсветы пламени плясали на лезвиях их кинжалов, глаза обоих сверкали ненавистью. Монкур сделал выпад, но Фабьен сумел его отразить. Монкур со звериным рычанием отскочил вбок, потом предпринял новый выпад.
Людовик уцепился за ножку стола. Слюна, которую он выплевывал, была вперемешку с кровью. Голова кружилась и болела, но мысли короля были ясными, а остротой превосходили любой кинжал. Собрав все имеющиеся у него силы, король поднялся. Пока не на ноги, только на колени.
Отчаянный поединок Монкура с Маршалем продолжался. Выпады следовали за выпадами, каждое обманное движение вызывало ответное. Оба хорошо умели сражаться, в обоих бурлила злость и жажда крови. Монкур всеми силами стремился переместиться поближе к королю. Противники опрокидывали и крушили столы, сбрасывали подносы, давили ногами осколки разбитых бокалов.
– Стража! – крикнул Фабьен.
– Нет! – возразил с пола Людовик. – Сюда не войдет никто!
Главу полиции волновало состояние короля. Он всего на мгновение повернул голову к Людовику. Этого Монкуру было достаточно, чтобы ударить главу королевской полиции в живот. Маршаль пошатнулся, но успел схватиться за спинку стула и устоять на ногах. Рубашка сделалась мокрой от крови. Фабьен стоял, раскачиваясь в разные стороны.
– Прекрасный замысел, Монкур, – сказал Людовик.
Повернувшись, Монкур увидел, что король снова на ногах. Пальцы Людовика, сжимавшие кочергу, побелели от напряжения. Лицо короля превратилось в маску убийственной решимости.
– Ты мыслил убить всех, кто может тебя выдать, а потом и меня. Вину ты собирался свалить на Маршаля. На твоем месте я бы выбрал такую стратегию. Но твой первый удар должен был оказаться верным. А с верностью у тебя, Монкур, всегда было плохо. Ты подменял верность угодливостью. Но сегодня тебе повезло. Сегодня тебе представилась возможность убить короля.
Монкур скривил губы.
– Какого короля? – усмехнулся он. – Вы для меня ничем не отличаетесь от всех прочих королей. Если и есть отличия, они чисто внешние. А по сути я не вижу никаких отличий. Такое же стремление к славе любой ценой. Вы говорите о свете и мечтах, достойных богов. Но ваша душа погрязла во тьме.
Змея приготовилась к смертельному броску.
– Ты забыл, Монкур, что темнее всего бывает перед рассветом.
С этими словами Людовик метнул кочергу. Она ударила Монкура по ребрам. Монкур зашатался. Король бросился к нему и прижал к опрокинутому столу. Монкур вывернулся, отпихнул стол и атаковал Людовика, едва не полоснув королю по горлу и сразу увернувшись от возможного контрудара.
Поединок возобновился, но теперь противником Монкура был сам король. Это не мешало обоим сражаться с остервенением диких зверей в лесу. Обоих подстегивал гнев, оба умели уклоняться от смертельных ударов. И у Людовика, и у Монкура хватало сил продолжать сражение. Бились король и его враг. Тот, кого предали, и предавший. В одно из мгновений, когда Монкур пригнулся, остерегаясь бокового удара, король взмахнул кочергой и что есть силы ударил противника по голове, раскроив череп. Кровь хлынула из раны Монкура, а также из носа и ушей. Монкур скрючился от боли.
– Кланяйся своему королю, – прорычал Людовик.
Монкур рухнул на пол, взметнув ноги. Его стон больше напоминал волчий вой.
– Ваше величество, – простонал Маршаль.
Людовик встал над поверженным врагом. Рука сжимала окровавленную кочергу.
– Дайте ему истечь кровью.
Людовик отшвырнул кочергу и повернулся к двери.
– Я боюсь, что… – успел произнести Фабьен.
Его глаза закатились. Он шумно упал на пол.
Людовик взвалил Фабьена на плечо и выбежал из Салона.
– Стража! Нечего стоять столбом! – закричал он на гвардейцев.
Близ лесной тропы рос дуб, к которому были привязаны лошади Рогана и дофина. Животные кормились сухими листьями, а Роган и сын Людовика деревянным оружием играли в войну. Двое гвардейцев молча наблюдали за их игрой.
– Вашему высочеству нужно учиться искусству сражения, – улыбаясь, сказал мальчишке Роган. – Однажды и вы станете королем.
Дофин захихикал и взмахнул деревянным мечом, направив его на Рогана:
– Я уже король! Изволь мне повиноваться!
– Вначале вы должны меня победить, – поддразнивал дофина Роган. – Но ваше высочество – сильный мальчик!
Лесное эхо возвращало их смех. Гвардейцы тоже улыбались.
Когда у тебя одна рука, толкать даже маленькую тележку и то трудно. А тележка Жака была большая. Он миновал конюшни, хлевы, свинарник. Дальше стало чуть легче: дорожка пошла вниз по склону холма. Жак держал путь к длинной канаве, заполненной водой, снегом и грязью. Остановившись, садовник приналег на рукоятку, приподнял тележку и вывалил тело Монкура в канаву. На самом деле это была не канава, а общая могила, куда сбрасывали трупы нищих, бродяг, жертв потасовок в питейных заведениях и публичных домах. Ближе к весне канаву засыплют, а поблизости выроют новую. Пока что человеческие трупы разлагались, обретая зловещий облик. Остекленевшие глаза и пустые глазницы смотрели друг на друга, застыв в вечном изумлении.
Дверь в Салон Войны открылась. Вошел Людовик. На его лице запеклась кровь, но держался он, как и надлежит победителю.
– Как ты изменился, – оторопело пробормотал Филипп, глядя на брата.
Людовик налил себе бокал вина, сделал несколько больших глотков.
– Я приказал Маршалю допросить тебя.
– Значит, и я у тебя под подозрением.
Людовик отставил бокал.
– Это должно полностью развеять облако сомнений. Таково мое решение.
– Так зови сюда Маршаля. Развей меня вместе с твоим облаком.
– Он сейчас не может прийти, поэтому пока я сам тебя расспрошу. Ты намеренно стремился причинить ей вред?
– Да, стремился. И не упускал ни одного подвернувшегося шанса.
– С какой целью?
– Причиняя вред ей, я причинял вред тебе. А она причиняла вред мне. От твоего имени.
– Ты хотел, чтобы она мучилась? Чтобы ей было больно?
– Ни в коем случае. Я хотел, чтобы больно было тебе. Я всегда этого хотел.
– Ты мстил мне за то, что я послал ее в Англию?
– Я мстил за то, что ты не послал туда меня! – Филипп встряхнул спутанными волосами и шумно вздохнул. – Ты помнишь нашу детскую крепость?
– Которую?
– Самую первую. Вряд ли ты ее помнишь, а я помню. Боже, как давно это было. Нас привезли в то место. Нас с тобой и Генриетту. Этого, наверное, ты тоже не помнишь. Гувернантка повела нас гулять, но мы убежали от нее, вырвавшись на свободу. Мы со смехом неслись среди деревьев и оказались на берегу мельничного ручья. Там мы наткнулись на старую каменную хижину, густо поросшую мхом. Тебе захотелось сделать ее своим замком. Я предложил превратить ее в крепость. Удивительно, но ты согласился. Мы замечательно играли. Целое утро мы защищали крепость от испанцев… Теперь вспоминаешь?
