Священник закрыл за собой дверь с таким нелегким чувством, что вся комната как будто бы закружилась вокруг него.
– В чем дело? – спросил он с внезапной хрипотцой, не зная, что сейчас скажет ему свояк. Что-то случилось с Шарлоттой? Какой-нибудь страшный несчастный случай? – Что произошло? – прохрипел он громче, делая шаг в сторону гостя.
– Лучше садись. – Полицейский махнул рукой в сторону кресла.
– Почему? – Его родственник остался на месте. – Что такое? – Голос его стал еще громче. Он сам слышал в нем страх, однако не мог сдержать себя.
Лицо Питта напряглось, глаза его почернели:
– Я был в доме на Хаверсток-Хилл.
Желудок Доминика стянуло узлом, и какое-то мгновение ему казалось, что его вырвет. На коже его выступил пот. Но даже покоряясь страху, частью своего разума священник понимал, что это абсурдно. Откуда такой ужас? Он не убивал Юнити. Он даже не был отцом ее ребенка – на этот раз. Память о том, прошлом разе, до сих пор жгла его огнем. Он-то думал, что та рана зарубцевалась, что время сгладило этот шрам. Он обрел новую надежду, новый кров, требовавший его попечения и труда. Он научился смеяться столь же непринужденно, как и прежде. И быть может, настанет день, когда он снова полюбит – больше, чем любил Сару. И уж конечно, больше, чем любил Юнити… если он вообще мог искренне сказать, что когда-либо любил ее. Священника терзала память о ребенке, оставляя в душе эту жуткую пустоту. Ему труднее всего было простить мисс Беллвуд именно за это. Пока еще он не сумел добиться успеха.
Питт смотрел на свояка. Несчастные глаза его были полны презрения.
Кордэ хотел рассердиться. Как смеет этот полицейский позволять себе такое превосходство, не имея представления о тех искушениях, которые представали пред ним, Домиником?! Он-то в благополучии, сытости и тепле засел дома, под боком красивой, теплой и счастливой жены… На пути его не возникало никаких трудностей. Тот, кто никогда не испытывал искушений, способен очень легко показаться себе праведником.
Однако священник прекрасно понимал, что никакая ложь не способна ввести Питта в заблуждение. Она не обманула бы и его самого. Он самым отвратительным образом обошелся с Дженни, вложив в этот поступок столько же глупости, сколько и злости, однако это нисколько его не извиняло. Если бы кто-то из прихожан предложил ему подобные оправдания, Доминик сам порвал бы его на части за то бесчестье, которое они представляли.
Но почему его так ранит это презрение, написанное на лице Томаса? Что ему до того, что думает о нем этот сын егеря, сделавшийся полисменом?
Нет, не так: ему очень важно, что именно думает о нем Питт. Доминик симпатизировал этому человеку, хотя тот явно его недолюбливал. И он прекрасно понимал причину этого. Оказавшись на месте Томаса, Кордэ чувствовал бы то же самое.
– Могу предположить, что тебе удалось выяснить, что я давно был знаком с Юнити Беллвуд, – проговорил Доминик, против желания осекаясь едва ли не на каждом слове. Ему хотелось бы произносить эти слова с ледяным достоинством, а не едва ворочая языком во вдруг пересохшем рту.
– Да, – согласился Питт. – Причем интимно знаком.
Смысла в отрицании этого не было никакого. Оно лишь добавило бы ко всему прочему трусость.
– Был знаком некогда… но не после того. Едва ли ты поверишь мне, но тем не менее это так. – Расправив плечи, священнослужитель стиснул кулаки, чтобы у него не тряслись руки. Следует ли рассказать Томасу, что отцом ребенка мисс Беллвуд был Мэлори? Но разве поверит ему Питт после того, что он натворил в прошлом? Никто не поверит в подобное трусливое самооправдание. К тому же доказательств этого не было никаких, кроме признания Мэлори, который легко может взять свои слова обратно. Узнав о связи Доминика и Юнити, он наверняка так и поступит. Она могла делить ложе с любым из них или с ними обоими. Эта дама была способна и на такое. И все, кто был знаком с ее образом жизни, без труда примут подобное обвинение.
– Кто убил ее, Доминик? – мрачно спросил суперинтендант.
Вот оно. На какой-то миг слова застряли у Кордэ в горле. Он не сразу сумел заговорить:
– Не знаю. Я думал, что это сделал Рэмси.
– С чего бы? Или ты хочешь рассказать мне, что он был отцом ее ребенка? – В голосе полицейского ощущался лишь легкий сарказм. Судя по его лицу, этого человека переполнял не гнев, а боль.
– Нет. – Священник судорожно глотнул. Откуда во рту эта не проходящая сухость? – Нет, я думал, что это было вызвано ее непрекращающимися нападками на его веру. Она все время подкапывалась под него. Юнити принадлежала к числу тех женщин, которые превращают свою жизнь в крестовый поход против окружающих людей, стараясь каждый раз ткнуть всех и каждого в допущенные ими ошибки. Она не оставляла чужих ошибок незамеченными. – Ладони Доминика вспотели, и он то сжимал, то разжимал их. – Я думал… я думал, что он наконец вышел из себя и толкнул ее, не пытаясь не то что убить, но даже просто ушибить ее. А потом… потом я думал, что он пришел в такой ужас от содеянного, что отказывался даже поверить в него. Мысль эта разъедала его разум и в конце концов довела его до самоубийства.
– Самоубийства? – Питт поднял брови. – Это не согласуется с версией миссис Парментер.
– Понимаю. – Доминик переступил с ноги на ногу – не потому, что лгал, но от того, что ноги отказывались ему служить, настолько перенапряжены были их мышцы. – Я предполагал, что она придумала эту историю, чтобы обелить его в глазах Церкви. Самоубийство является преступлением с церковной точки зрения.
– Значит, это он совершил убийство?
– Я так думаю. Однако никто так и не доказал, что убил Юнити именно он. Всегда можно сказать, что это был несчастный случай.
– Его смерть… или смерть Юнити? Или обе смерти?
Кордэ вновь переступил с ноги на ногу:
– Обе, наверное… Я понимаю, что в это никто не поверит… но что еще остается делать? Подобный ответ едва ли можно назвать убедительным, однако ничего больше я просто не в состоянии придумать.
Голос его дрожал, и это было нелепо, потому что он говорил чистую правду.
– Это единственное разумное объяснение всех событий, – продолжил он уже с отчаянием в голосе. – Я могу представить, что миссис Парментер решила защитить мужа единственным представившимся ей возможным способом. Хотя и понимаю, что это безнадежно.
– Я не думаю, что Рэмси убил Юнити, будь то случайно или преднамеренно, – помотал головой Томас. Похоже, он был наделен даром оставаться на месте, не имея потребности двигаться. Лицо его сделалось неприступным. Сколь бы мерзким ни казалось ему это объяснение, он не намеревался уклоняться или останавливаться, не добравшись до самого конца. – Я считаю, что это сделал или Мэлори, или ты.
Доминик услышал, как застучала в его ушах кровь, и не нашел ничего, что можно было на это ответить, кроме простого отрицания.
– Это не я… – отозвался он едва ли не шепотом.
