Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 105
Что до Сибил, сенсационное выступление в суде нанесло непоправимый удар ее душевному здоровью. Неизвестно, как развивались события сразу после слушания дела, но на той же неделе ее вновь поместили в приют для умалишенных. В течение последующих месяцев Нед несколько раз пытался вернуть ее домой, но напрасно — на сей раз Сибил была безнадежна, и не во власти отца было избавить ее от недуга. Она впадала в ступор и никого не узнавала, даже собственных родителей.
Убитая горем, Энни вновь принялась бесцельно скитаться по городу, как когда-то в поисках Роуз, и ее неприкаянная фигурка от зари до зари маячила на улицах. Со временем она заходила все дальше, а потом и вовсе прекратила возвращаться домой и, можно сказать, стала бродягой. Она не то чтобы помешалась, но приобрела устойчивое отвращение к закрытым пространствам. Увы, в какой-то момент ее отношения с Недом сошли на нет. Тогда я жила в Америке и не была свидетельницей их разрыва, но до меня дошли слухи, что брак Гиллеспи распался окончательно и бесповоротно. В конце концов Энни совершенно потерялась из виду, и мне не удалось найти о ней никаких сведений — ни некролога в газетах, ни могильного камня. Быть может, она по сей день блуждает по улицам и переулкам Шотландии: почему-то я представляю ее древней старухой со спутанными седыми прядями, в грязных лохмотьях и стоптанных туфлях.
Мать Неда скончалась зимой тысяча восемьсот девяносто первого года. По странному совпадению примерно тогда же мне приснился сон, в котором Элспет насмерть подавилась шкуркой бекона, но, согласно результатам вскрытия, миссис Гиллеспи перенесла обширный инфаркт.
* * *
После смерти матери жизнь Неда окончательно покатилась под откос. До суда он возобновлял занятия живописью, но снова бросил, когда Сибил навсегда поместили в приют. Дверь его мастерской была заперта, и он больше никогда туда не входил. Чтобы прокормиться, Неду пришлось вернуться на работу в «Шерсть и чулки», хотя Мейбл и Педен наверняка держали его из милости, поскольку на роль продавца он не годился. Насколько мне известно, Нед больше никогда не писал картин. Художник, которого Международная выставка привела на порог грандиозного триумфа, постепенно канул в безвестность. Сегодня все говорят о «парнях из Глазго», Лавери и прочих, но никто не вспоминает имя Гиллеспи. Думаю, Уолтер Педен пытался повлиять на Неда и даже убедил мистера Уистлера написать бедняге хвалебное письмо с просьбой снова взяться за кисть, но все ухищрения были напрасны. Тем временем сентиментальные портреты Педена приобретали невероятную популярность.
Вместо того чтобы вернуться к живописи, Нед, словно одержимый, стал охотиться за своими работами, даже за теми, что не имели для него никакой ценности — например, за портретами, выполненными на заказ. Он «одалживал» полотна для несуществующих выставок, а потом так и не возвращал. Нед не демонстрировал картины, а складывал их в старом сарае, некогда служившем конюшней, за домом Педена.
Весной тысяча восемьсот девяносто второго года Нед окончательно переселился в сарай, продолжая изымать свои картины у владельцев. Ко мне он не обращался, хотя наверняка помнил, что у меня хранится его полотно «Стэнли-стрит», которое сейчас висит в моей спальне. Как я уже упоминала, когда Юфимия Уркварт отказалась «одолжить» свой портрет, Нед попытался проникнуть к ней в дом и выкрасть полотно, но его спугнул дворецкий. Через знакомую горничной Урквартов мне довелось узнать, что детектива Стерлинга вызвали в Вудсайд-Террас и попросили расследовать попытку взлома. По содержимому карманов пиджака, оставшегося в руках у дворецкого, детектив установил личность Неда. Впрочем, Стерлинг, сочувствуя художнику или считая себя перед ним в долгу за то, что так долго не мог раскрыть тайну похищения Роуз, убедил Урквартов не возбуждать дело. Таким образом, о происшествии скоро забыли.
После истории с портретом Юфимии Уркварт я долгое время не получала вестей о Неде. Однако в октябре тысяча восемьсот девяносто второго года, спустя три года после того, как Сибил впервые забрали в приют для умалишенных, я узнала, что Нед свалил в кучу все — точнее, почти все — свои полотна в сарае на Виктория-Кресент-лейн и поджег. Сарай загорелся. Поначалу считалось, что Нед случайно оказался заперт внутри. В сарае была только одна дверь — на нижнем этаже, но можно было без труда выбраться через верхнее окно — второй этаж в бывшей конюшне располагался низко. Тем не менее следователь обнаружил, что дверь была закрыта на засов изнутри, и Нед не предпринимал попыток спастись.
* * *
О смерти Неда я узнала спустя долгое время после похорон. Мне пришлось оплакивать его в одиночестве, как и отчима, который также погиб в мое отсутствие, в тысяча восемьсот девяносто пятом году, когда его последнее приобретение — импортная душевая, работавшая от газового двигателя, — взорвалось вместе с ним. Рэмзи похоронили почти немедленно, и я так и не попрощалась с ним. В следующий раз я ступила на английский берег лишь в тысяча девятьсот тринадцатом году. К тому времени о суде над Гансом и Белль Шлуттерхозе и о моем участии в нем давно позабыли. Отчим завещал свою землю и имущество Городскому совету Глазго, но постоянный скромный доход и продажа тетушкиного дома позволили мне поселиться в Блумсбери. Увы, недолго я наслаждалась тишиной и спокойствием. После публикации известного провокационного памфлета моя жизнь снова изменилась.
Мне и поныне не дает покоя это туманное и двусмысленное «не доказано». К сожалению, «шотландский вердикт» нельзя истолковать однозначно. На мой взгляд, вынося вердикт «не доказано», шотландские присяжные имеют в виду не «мы считаем, что вы этого не делали», а скорее «мы считаем, что вы это сделали, — но, на ваше счастье, прокурор не смог доказать вашу вину».
С таким же успехом они могли признать меня виновной.
Согласно теории Кемпа мне удалось избежать осуждения благодаря грязным методам. В своем опусе он утверждает, будто я подкупила Кристину Смит — якобы связалась с ней из тюрьмы и упросила не появляться в суде в назначенный день. Разумеется, я едва знала Кристину Смит и не имела представления, где она живет. А даже если бы и знала, то передать письмо было практически нереально — вся корреспонденция подлежала тщательному досмотру перед отправкой. Кемпу невдомек, как трудно тайно переправить письмо из тюрьмы; во-первых, для этого нужно иметь влиятельных знакомых среди заключенных, а во-вторых — давать взятки, юлить и мошенничать. Словом, чтобы вести незаконную переписку с внешним миром, требуется немалая изобретательность.
* * *
Вторник, девятнадцатое сентября. Получила очередное подтверждение теории, что мой организм очищается от страхов и дурных мыслей, порожденных присутствием этой девушки. Правда, оно связано с некоторыми неаппетитными подробностями. В последнее время мой кишечник требует опорожнения ночью — несколько раз в неделю позыв будит меня около четырех утра. Сегодня я проснулась в половине четвертого и поплелась в уборную. При включенном свете, прежде чем потянуть за ручку сливного бачка, я оглянулась и внезапно обнаружила, что из меня вышло нечто черное, как деготь. Поразмыслив, я сочла эту метаморфозу очередным признаком освобождения от всех горестей и мучений, которые не покидали меня последние несколько недель. Однако в первый момент я не на шутку встревожилась.
Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 105