экономике».
А экономика — примерно так аргументировал он — это самое главное, не так ли? В том-то и дело, хорбекцы сняли с гектара пятьдесят центнеров, а остальные и тридцать-то едва собрали. Разрыв в показателях становится недопустимым. По этому вопросу выступит товарищ Друскат, он же огласит текст воззвания ко всем кооперативам округа.
«Пожалуйста, Даниэль!»
Он жестом поднял Даниэля со стула, газетчики приготовились записывать, репортеры — фотографировать.
Друскат вышел на середину зала, пошире расставил ноги, он стоял в нескольких шагах от стола, напротив Гроссмана, Гомоллы и Штефана, крестьяне и бургомистры придвинули стулья так, чтобы видеть лицо оратора. В одной руке Друскат сжимал подготовленную бумажку, другой он нервно теребил непокорный чуб:
«Так вот, товарищ Гроссман, сто кооперативов отстают и несколько передовиков вроде Хорбека положения не спасают, а пятьсот кооператоров застряли в середняках — твоя статистика доказывает... диспропорцию в сельском хозяйстве, неравномерное развитие... В общем, мы сидим по уши в дерьме! Ситуация требует перемен — а ты считаешь, что можно добиться чего-то обычными методами. Больше порядка, больше усидчивости? Я эту чепуху и читать не стану!»
Гроссман, не веря своим ушам, уставился на Друската, потом в ярости вскочил:
«Изволь объяснить!»
«Воззвание основано на ложных посылках», — спокойно сказал Друскат.
Он разорвал бумажку на мелкие клочки, подошел к столу и высыпал их в пепельницу.
Мысленно все уже были дома, после обеда никто не ожидал сенсаций, и на тебе! Зал загудел, заворчал, представители Совета округа возбужденно полезли за сигаретами, закивали, поджав губы, или неодобрительно насупились. Гроссман простер руку к пепельнице и ледяным тоном произнес:
«Воззвание обсуждалось на коллективе, со специалистами, у нас в секретариате».
Друскат, который уже собирался сесть на место, повернулся к Гроссману:
«Здесь в зале тоже сплошь специалисты, и каждый понимает: что-то должно произойти, чтобы снова могли развернуться парализованные производительные силы».
Он заметил, как Макс Штефан иронически осклабился.
«Макс, я знаю, ты не очень высокого мнения о науке, но, может быть, мне удастся пояснить на примере. Тут как с погодой. Месяцами нет дождя, все сохнет и выгорает, нет, толстячок, тут плевок не поможет...»
Наконец-то шутка, смех разрядил напряжение.
«Нам нужна самая настоящая гроза, — крикнул Друскат, — дождь, долгожданный дождь. Мы в деревнях ждем нового, захватывающего, беспримерного, а ты... — Он круто повернулся и посмотрел Гроссману прямо в глаза. — Ты опять сыплешь лозунгами, годными на все случаи жизни вот уж двадцать лет. И в самом деле требуешь, чтобы мы тиснули это в газете. Нет!»
Друскат был возбужден, тем не менее от него не укрылось, что один из репортеров записал все на магнитофон, кассеты еще вращались. Он на секунду умолк и тут заметил, как Гроссман и Штефан — они сидели слева и справа от Гомоллы — с двух сторон навалились на старика, кто знает, что они там ему нашептывали. Однако Гомолла бесцеремонно отодвинул их и поднял голову. Он как будто бы одобрительно подмигнул ему?
«Скажи человеку, который четко организовал свой труд: еще четче, товарищ! Скажи работяге: работай еще прилежнее! Человеку, который себя не щадил: попотей-ка еще! Скажи измученному: нечего ссылаться на усталость! Знаешь, что он сделает? — Тут Друскат в самом деле хватил через край, он и правда выразительно постучал себя по лбу: — Он вот что о тебе подумает. — И весь зал захохотал. Друскат гаркнул, перекрывая хохот: — Или осатанеет от злости! Ненавижу, когда мы вычисляем прогресс подобными методами: снизим-де на пятьдесят процентов количество лесных пожаров. Так мы далеко не уедем!»
«А как надо? Как?» — крикнул кто-то.
Друскат живо обернулся, поискал глазами — это был один из его коллег.
«Надо широко применять технику, укрупняться, иного пути нет. Зачем нужны машины? Затем, чтобы изнашивались они, а не люди!»
И тут Друскат снова обратился к Гроссману:
«Дружище, если тебе нужен пример для газеты, пожалуйста, вели нам в Хорбеке и Альтенштайне свести воедино машинные парки во время уборочной или в посевную, вот такое я обеими руками подпишу!»
«Стоит ли из-за этого огород городить! Я знаю, у тебя сложности с уборкой. Свистни мне, если сам не справляешься», — наконец вмешался Штефан, а Гроссман докончил:
«Насколько я знаю товарища Штефана, он, разумеется, окажет социалистическую помощь».
Друскат покачал головой:
«Опять не более чем фраза».
«Это уж слишком!» — Гроссман, багровый от ярости, стукнул по столу.
А Друскат, улыбаясь, сказал:
«Между нашими деревнями и дороги-то нет. А тут с одобрения властей в Хорбеке асфальтируют улицу. Зачем? Чтоб тщеславные хорбекцы украсили свой хвост еще одним пышным пером?»
На сей раз хохоту не было конца.
Гроссман встал, замахал руками, точно надеясь таким образом унять вспышку веселья, но безуспешно.
«Тихо! — рявкнул он. — Теперь я хотел бы ответить товарищу Друскату...»
Но Друскат понял, что уже почти выиграл маленькое сражение в зале трактира Анны Прайбиш, в Хорбеке, и решил высказать все:
«Я еще не кончил! Дело ведь не в том, чтобы одиночки вроде хорбекцев вырвались как можно дальше. Нет, надо, чтобы не отставал ни один человек, ни одна деревня. Самое главное — равные шансы для всех! Но как этого добиться? Твоим воззванием? Слишком оно мелкотравчатое. Нам нужен крупный проект — революция! Пора наконец кончать с кооперативами старого типа, пора поломать границы деревень, работать на площадях, простирающихся от горизонта до горизонта, пора работать на земле, как в промышленности, только так мы все останемся в выигрыше и справедливо поделим богатство!»
Почему не слышно аплодисментов? Друскат озадаченно огляделся — неужели он со своими требованиями зашел слишком далеко, зарвался?
«Вы меня не понимаете?» — спросил он.
Наконец-то, снова ощутив себя хозяином положения, Гроссман сочувственно улыбнулся:
«Вернемся к фактам».
Он лениво шевельнул кистью руки, желая этим жестом отослать Друската на место, но тот не уходил, стоял посреди зала, широко расставив ноги, почесал в затылке, потом сказал:
«Ты прав, начинать надо с малого. Предлагаю прекратить асфальтирование Хорбека и вместо этого проложить дорогу между нашими деревнями. Согласны?»
Все, кроме Гроссмана и Штефана, подняли руки.
Друскат посмотрел по сторонам и широко улыбнулся:
«Подавляющее большинство «„за”».
После этого он наконец сел. Все ждали, что скажет председатель собрания, но Гроссман ошарашенно молчал. И то, что он в конечном итоге объявил собранию, явилось плодом долгих раздумий:
«Перерыв!»
Он подошел
