познакомиться со своей невестой. Был детский час; 12-летнего жениха, прекрасного мальчика в великолепном платье, встретили на парадной лестнице Уайтхолла его будущие шурины – принц Уэльский, которому исполнилось почти 11 лет, и герцог Йоркский, шести с половиной лет. Они провели его к королю, королеве и принцессе, и, хотя обстановка была довольно милой и приятной, Генриетта Мария не поцеловала своего будущего зятя, а 9-летняя невеста протянула только руку, а не подставила щеку для поцелуя. Французские друзья королевы с презрением относились к Оранскому дому, и Генриетта Мария, хотя и дочь Медичи, которую ее отец называл «моя большая банкирша», поселила в душе своей дочери презрительное чувство к мезальянсу, браку, заключенному под давлением обстоятельств.
Некоторые утверждали, что принц Оранский потратил 200 тысяч дукатов золотом, чтобы обеспечить своему сыну теплый прием. Было ли это действительно так, но невеста позволила поцеловать себя несколько дней спустя и примирилась со своей судьбой к концу первой недели. Сэр Антонис Ван Дейк нарисовал свадебный портрет: это была прекрасная пара – принц был в алом с золотом атласном наряде, принцесса – в одежде серебряных тонов, и они держали друг друга за руку.
19 апреля Карл издал приказ о назначении верных ему офицеров. 20 апреля он принял своего малолетнего зятя. 21 апреля палата общин проголосовала за билль об опале: 204 голоса были за и только 59 – против. Среди тех, кто голосовал за смертный приговор Страффорду, были и те, кто был уверен, что палата лордов не примет билль.
В Страстную пятницу, 23 апреля, король, в перерыве между повседневными делами, писал Страффорду, торжественно подтверждая свое раннее обещание, что сохранит ему жизнь, честь и состояние, и добавил с чувством глубокой уверенности, что это «наименьшее вознаграждение господина своему столь верному и способному слуге».
23 апреля король продолжал пребывать в полной уверенности, что ему удастся спасти Страффорда. 24 апреля, в среду Пим снова обратился к королю с настоятельной просьбой от палаты общин и с петицией от граждан Лондона распустить ирландскую армию и удалить всех католиков от двора. В день Пасхи, 25 апреля, мятежные горожане пытались ворваться в испанское посольство во время мессы, толпы начали собираться вокруг Тауэра и на набережной. Множились слухи. Говорили, что король намерен разогнать парламент силой, что английская армия готова взбунтоваться, потому что парламент не смог заплатить ей за службу, что Пиму предложат место в Королевском совете и место канцлера казначейства. Противоречивый характер этих слухов отражал интересы самых различных партий, а не то, чтобы эти сплетни распространялись намеренно. Торговля находилась в упадке, и среди моряков была высока безработица; 1 мая, традиционный день протестов, быстро приближался.
В этих условиях король продолжал реализацию двух своих планов одновременно. Граф Бедфорд, человек практичный, составил в общих чертах план стабилизации финансов королевского правительства в ближайшем будущем. Это планировалось достичь путем введения всеобщего акциза на экспортные товары; подобный налог уже действовал в Нидерландах. Для того чтобы навести порядок и преодолеть коррупцию, граф предложил сделать Пима, деловые способности которого отмечали все, канцлером казначейства. Он мог бы организовать введение акциза и поставить наконец финансы короны на прочный фундамент. В обмен на эту поддержку и помощь Карл, естественно, стал бы проводить более умеренную политику в вопросах веры, следуя советам епископа Уильямса. Далее Карл вывел бы из Совета наиболее непопулярных его членов и привлек бы на ответственные посты людей, которым мог доверять, таких как графы Бристольский и Эссекский, Уорвик, Хертфорд, возможно, даже лорда Сэя. Страффорд, сохранив себе жизнь и состояние, должен был бы уйти из публичной политики.
Внешне этот план выглядел вполне надежным и осуществимым, но все зависело от доброй воли короля и поведения Пима, который, в отличие от графов Бедфорда и Бристольского, не верил в него. Для него ирландская армия была лакмусовой бумажкой искренности короля. Он мог верить или не верить, что Страффорд имел серьезные планы использовать свою армию против англичан. Но серьезно верил, что король мог покончить с сомнениями в отношении его намерения, просто распустив ирландскую армию. Он знал об интригах в пользу короля в английской армии. Он знал, что король неискренен во взаимоотношениях с Бедфордом и партией умеренных. Если король откажется также распустить армию Страффорда в Ирландии, это могло означать, что он рано или поздно намерен прибегнуть к силовому решению вопроса. 28 апреля Карл снова дал отрицательный ответ на просьбу распустить ирландскую армию, и Пим не поддержал план Бедфорда.
В то же самое время Карл предпринял еще один шаг. Он попытался укрепить гарнизон Тауэра сотней солдат под командованием выбранного им самим офицера. По всему Лондону поползли слухи о заговоре среди офицеров английской армии, а Эдуард Хайд доносил в палату лордов, что народ твердо верит – Страффорд скоро совершит побег. Лорды приняли это сообщение к сведению, но никаких мер не приняли. Лорд Ньюпорт, сводный брат Уорвика и комендант Тауэра, был одним из самых последовательных врагов Страффорда, пока он оставался на своем посту, у друзей короля не было никаких шансов установить контроль над Тауэром, и едва ли у Страффорда была возможность побега.
Карл продолжал вести двойную игру. Он согласился с предложением Бедфорда, что ему следует лично обратиться к лордам и просить их не принимать билль об опале. Несомненно, Бедфорд считал, что король воспользуется аргументом Страффорда и убедит лордов, что принятие билля опасно для законодательства Англии. В представлении Бедфорда позиция короля должна основываться на строгом соблюдении законов страны, но в этот ответственный момент Бедфорд внезапно заболел.
В отсутствие своего мудрого советника король Карл в субботу, 1 мая, обратился к членам палаты лордов и сказал, что в душе не верит в вину Страффорда и потому ни при каких обстоятельствах не может согласиться принять билль, поставив тем самым под угрозу его жизнь. Его действиями руководила единственная цель. Он знал законы страны, но верил, что его королевское слово выше закона и оно может защитить графа Страффорда. Он не мог совершить большей ошибки, он отвечал перед своей совестью, поставив ее на первое место перед всеми приземленными соображениями; его слушатели восприняли это скорее как вызов, чем как призыв. Более того, это сняло с верхней палаты всякую ответственность за дальнейшее. Если намерение короля было ни в коей мере не соглашаться с принятием билля, какое это в итоге имело значение, если бы лорды дали ему зеленый свет?
Пим в палате общин был занят укреплением позиций парламента на случай нападок на него.
