обсидиановую галерею, – подсказывает Юстус. – Туда бы я заглянул в первую очередь.
Холодный ветер вздымает белую шевелюру Константина. За время нашего отсутствия она заметно взъерошилась. Полагаю, наказание сестры подорвало его самоуверенность.
– Галерею проверяли во время вашего визита, она была пуста.
– Моя жена умеет становиться невидимой, так что, возможно, стоит проверить еще раз. – Голубые глаза Юстуса горят ярким пламенем, словно он готов ринуться в бой.
Константин хмурится.
– Ваша жена?
– Разве я не упоминал свою недавнюю свадьбу с Мериам Шаббинской?
Уж не думала, что лицо Константина способно побелеть еще больше, но именно это и происходит. Теперь он едва выделяется на фоне заснеженного пейзажа.
– Мериам здесь?
– Да. – Лор вновь хрустит костяшками пальцев. – А также Данте Реджио.
– Салом, позови отца.
Я на мгновение прикрываю глаза и задумываюсь: где бы я спрятала своего возлюбленного? Вряд ли под своей крышей: там бы начали искать в первую очередь.
Конечно, вполне возможно, Алёна не знает, что он остался в Глейсе. В таком случае Данте сам нашел себе убежище.
Я так быстро распахиваю глаза, что ледяной воздух опаляет разгоряченные глазные яблоки.
– Константин, далеко ли до плавучего рынка, о котором вы упоминали?
– Чуть меньше часа езды на санях. А что?
– Моя бабушка может сделать невидимым любого, однако она прикована к тяжеленному трону, который скрипит, если тащить его по полу. Данте, может, велел солдатам ее нести, но даже это сложно не заметить. Один из ваших солдат наверняка бы что-то услышал. Разве что у вас в замке совсем немного стражей?
– Дворец Короля забит стражей под завязку, – бормочет Юстус.
Не имея ни малейшего представления, в какой стороне расположен рынок, я поднимаю взгляд на холм. Алёна встретилась с Диотто вчера вечером, а значит, у них целый день форы. Пешком нам их не догнать, а вот на крыльях мы справимся довольно легко.
– Если только Данте не заключил сделку с вашим отцом в обмен на убежище, он не сунется во дворец. Он бы отправился с рынка пешком или на санях. – Не отрывая взгляда от белых просторов, я спрашиваю: – У вас в Глейсе есть какие-нибудь обсидиановые пещеры или бункеры, созданные фейри?
– Мы никогда не воевали с воронами. – Константин оглядывает четырнадцать перевертышей… теперь уже пятнадцать, когда к нам присоединился Лор во плоти. – Так что нет, леди Бэннок, нам не требовалось строить бункеры.
Из замка вылетает Салом, будто за ним гонится стая волков; булавки со снежинками на накрахмаленной синей форме ярко сверкают.
– Я сообщил Его Величеству… что Данте Реджио на нашей территории… – выпаливает он, тяжело дыша. – Он дает вам и вашим воронам… позволение свободно летать над Глейсом и… расправиться с вашим противником так, как вы считаете нужным… Но просит лишь… чтобы в вашей битве не пострадал… ни один глейсин.
– Что насчет отряда? – спрашивает Юстус.
– Нам не нужны солдаты, Росси. – От наручей и наплечников Лоркана поднимается дым. – Но моей паре нужен стальной меч, Константин. Не будете ли вы так любезны одолжить ей?
Константин просовывает руку под шубу и вытаскивает кинжал, от которого у меня кровь стынет в жилах.
– Моей сестре он больше не понадобится. – Он протягивает его мне.
Меня ослепляют бриллианты, выложенные в изящный узор снежинки.
– Считайте это подарком от нашего королевства вашему.
Знай Константин, что предвидела Бронвен, он бы не отдал мне это оружие и не назвал бы его подарком.
Поскольку я не в состоянии прикоснуться к предложенному клинку, из рук наследного принца его забирает Лоркан.
– Примите нашу благодарность, Константин.
Принц кивает, замечает мое волнение, и его брови сходятся на переносице.
К Салому и его принцу трусцой подбегает солдат, раскидывая сапогами комья снега, затем кланяется и говорит что-то на глейсинском.
– Елена сказала, что лючинский генерал интересовался мастером по изготовлению саней. Сказал, хочет купить несколько и забрать с собой в Люче.
От этой вести и без того острая челюсть Константина становится еще более четко очерченной, почти как стальной кинжал, который держит в руках Лор.
– Совершил ли он покупку?
– Я отправил в мастерскую солдат, чтобы узнать, Визош.
– Где эта мастерская? – спрашивает Лор.
Солдат оглядывается на Лоркана, затем моргает и отступает на шаг. Полагаю, он только сейчас осознал, в чьем присутствии находится.
– Немного в глубь материка от плавучего рынка, Ваше Величество.
– Имя? – рявкает отец.
– Денис.
– Не твое, – ворчит Салом, закатывая глаза.
– О! Волков и сыновья. – Денис дрожит, словно осенний лист, едва держащийся на ветке.
– Отзовите своих солдат. – Ветер ерошит черные волосы Лора. – По воздуху мы доберемся быстрее.
Лор начинает обращаться в дым, но вновь твердеет в плоть, когда Константин спрашивает:
– Зачем Реджио прибыл к нам?
– Он прибыл за руническим камнем. Полагаю, он остался, потому что знаком с вашим королевством. Разве не в Глейсе он проходил военную подготовку? – Глаза Лоркана светятся глубоким янтарным цветом.
Невольно я проскальзываю в его разум, который полнится такой жестокостью и кровью, что я мигом выпрыгиваю и перевожу взгляд обратно на Константина, в чей разум проникать не способна. Слава богам, ибо наверняка и в его черепной коробке не меньше жутких сцен.
– Возможно, он считал, что у него все еще есть шанс заключить союз с вашим королевством, – продолжает Лор. – Тем более если учесть будущего ребенка Алёны. Его ребенка, надо полагать.
Я таращусь на Лора.
Ты об этом знаешь или блефуешь?
Я слышал второе сердцебиение, когда ее нес. Личность отца я могу только предположить.
Глейсинский принц расправляет плечи.
– Ребенка больше нет. – Хотя голос у него сухой, раздувающиеся ноздри выдают чувства, которые вызвал в нем выкидыш Алёны.
Я резко втягиваю воздух носом, мороз обжигает легкие. Потеряла ли она плод из-за стального лезвия, которым брат полоснул ее по лицу, или же их отец узнал правду и приказал устранить ребенка?
Может, я и ненавижу ледяную принцессу, но я никогда не пожелала бы ей такой душевной муки. А ведь все это наша вина. Если бы мы не прилетели…
Перестань, Биокин! Если бы ребенок выжил, то проклятие Мериам продолжало бы действовать и Котел не открылся бы. Тебе пришлось бы также отнять и жизнь ребенка, разве тебе этого хотелось бы?
У меня скручивает желудок. О проклятии я и не подумала! Мне все еще жаль Алёну, но было бы ложью сказать, что меня не охватило облегчение: ни за что на свете я не смогла бы пожертвовать ребенком.
Салом спрашивает, почему Данте просто не инсценировал свою смерть. Я опускаю взгляд на ладонь, помеченную нашими узами.
То же самое делает Юстус.
