Защитники заняли свои места еще до того, как раздался последний удар сигнального колокола. Мастера в синих мантиях выстроились на стенах, не далее чем в десяти ярдах друг от друга, и один за другим потянулись к Песни. Даже те, кто был слишком молод, чтобы помнить последнюю битву Капитула, знали свое место и были готовы. Когда защитники закончат сплетать щит, чары окажутся самым сложным творением силы из всего, что встречалось Альдерану за двадцать последних лет. Щит будет меньше, чем тот, который он выбросил против шторма благодаря помощи Гэра, когда их было только двое. Но этот щит запечатает Капитул в непроницаемый пузырь, который будет отталкивать любые посторонние силы.
Надеюсь, этого будет достаточно. На большее мы не способны.
— Кажется, ты был прав по поводу шторма, — сказал Мэйсен, щурясь на потемневшее небо. Тучи собирались над Пенсаэкой, как масло в кувшине с взбитыми сливками. Свет стал рассеянным, желтым, в нем поблекли все цвета, кроме белого, засиявшего с болезненной яркостью.
— Начинается, — сказал Альдеран.
И взглянул через парапет туда, где осталась Танит. Гэр подарил им время на подготовку, но какой ценой? Альдеран заставил себя отвернуться. Ни ему, ни ей он сейчас не смог бы помочь.
Пока что им оставалось только ждать. Альдеран зашагал вдоль стены, Мэйсен бесшумно последовал за ним. Двадцать лет назад они стояли спиной к спине на этих самых стенах, а сила Сокрытого Королевства ярилась вокруг. Присутствие старого друга дарило надежду. Успокаивало. Было правильным.
— Мы с тобой видели много битв, — сказал Мэйсен, словно прочитав его мысли.
Альдеран фыркнул и прислонился к стене над главными воротами, глядя на море.
— И увидим еще немало.
— Надеюсь, что эта будет последней. Мы слишком стары для всего этого. — Мэйсен невесело улыбнулся.
— Айе, слишком стары. — Альдеран опустил голову, расслабляя напряженные плечи и спину. — Ладно, Мэйсен, готовь их.
Мэйсен потянулся к другим мастерам, и миг спустя над Капитулом засияла паутина силы. От масштаба этого плетения у Альдерана волосы встали дыбом. Даже без Песни этот щит переливался всеми цветами радуги на фоне потемневшего неба. Когда Альдеран обернул свою силу и вплел ее в общую сеть, нити над головой засияли солнечным светом, как тонкие грани кристалла. Плетение было тугим и состояло из такого количества сознаний, что он в очередной раз поразился масштабу, которого и не надеялся достичь. Щита должно было хватить.
Альдеран поднял правую руку. Барин, стоящий на колокольне, поднял руку в ответ, а затем и остальные мастера, один за другим, ответили ему салютом. Альдеран сосчитал их, силуэты среди построек и крыш, смесь ярких цветов тех, кого не мог рассмотреть. Он пустил свое сознание отслеживать нити плетения, проверяя каждый якорь, хоть и знал, что все надежно.
— Альдеран, ты волнуешься больше нас всех, вместе взятых. — Голос Донаты вернул его в тело.
Она поставила свой стул в углу, там, где северная стена смыкалась с западной, положила себе на колени альбом, а рядом, на амбразуру, поставила баночку с водой для акварели. И быстрыми мазками обозначила тяжелые тучи над зеленью острова, тонкий силуэт корабля, танцующего на волнах.
— Это заметно?
Доната улыбнулась и разбавила охру на палитре.
— Немного.
Альдеран наклонился над стеной. «Утренняя звезда» четко выделялась в проливе.
— Как ты можешь в такое время оставаться спокойной и рисовать?
— А как я могу успокоиться, если не буду рисовать? — Она подняла кисть. — Только так мои руки не дрожат.
— Думаю, после стольких лет я имею право знать. Я все не решался спросить об этом… — Альдеран хмыкнул. — Что ты будешь делать, когда света не станет?
Доната по-птичьи скосила на него глаза.
— Рисовать в темноте, что же еще?
Он похлопал ее по плечу и двинулся дальше. По всей длине крыши его ждали мастера: Коран, который уже принимал участие в битве и наверняка все помнил, Брендан, который сражался впервые и явно нервничал. Мужчины и женщины, с которыми Альдеран был знаком столько лет, что уже сбился со счета, собрались в единый кулак, чтобы принять бой.
Во дворе другие мастера наблюдали за группами адептов. Последние дети заходили в защищенную часовню. Напряжение передалось даже самым младшим. Те, кто еще не умел говорить, смотрели круглыми глазенками поверх материнских рук, и в их взглядах светилось понимание, от которого малыши казались гораздо старше.
Минуты шли за минутами. Ветер дул с севера, странно теплый для этого времени года. А затем он стих. Море замерло. Только тучи над головой продолжали клубиться, сверкая зародышами молний.
— Вот и началось, — пробормотал Альдеран.
Мэйсен, стоявший рядом, не сказал ничего, только покосился вслед за Альдераном туда, где на белоснежной стене сияли зеленые искры целительницы.
— Сохрани нас Богиня.
* * *
Он испытал величайшее облегчение, когда сигнальный колокол перестал звонить. Каждый тревожный звук вонзался в голову Дарина, словно копье. Никогда раньше он не испытывал подобной боли и не хотел испытать ее снова. Дарин осторожно оттолкнулся от кровати, следя за тем, чтобы случайно не дернуть головой. Чувствовал он себя, как с жесточайшего похмелья, вот только вчера он ничего не пил. Дарин устал и рано отправился в постель, но поспать ему удалось всего два или три часа, а потом он проснулся и понял, что хочет умереть. С тех пор он лежал в постели, задернув занавески.
Что-то упало с его груди, и Дарин нагнулся, чтобы поднять это с пола — не глядя, наощупь, но крепко сжимая в кулаке, чтобы не потерять. Богиня, его голову словно варили на медленном огне. Каждый волос казался раскаленной иглой, которую вонзили в череп. Лицо болело, Дарин не мог даже протереть сонные глаза. Наверное, ему стоило пойти в лазарет. У Саарона наверняка есть средство от головной боли. Дарин опустил ноги на пол и увидел, что его штаны и сапоги покрыты засохшей грязью. Нужно будет отправить их в чистку.
Волна головокружения завертела его, спина покрылась пóтом. Милосердная Эадор, он же сейчас расстанется с завтраком! Тошнота поднималась к горлу. Дарин согнулся, но ничего не вышло. Он сглотнул, но в горле все так же жгло. Да, в лазарет, немедленно в лазарет. Из-за этой боли он не мог думать, а сегодняшние дела требовали сосредоточенности.
Дарин поднялся на ноги и побрел к двери. Закрывать ее не было времени, нужно было спешить. Сначала следовало принять что-нибудь от боли, а потом нужно было выполнить задание. Ему ни в коем случае нельзя ошибиться.
* * *
Корабли северян обогнули острова. Квадратные паруса надувались от ветра, который не достигал стен Капитула. Альдеран поморщился. Снова Песнь погоды. Что ж, развеялись последние сомнения по поводу того, кто насылал шторм на едва не погибшую «Моевку». Он сжал зубы, усилием воли заставив себя расслабиться. Сейчас нельзя было отвлекаться ни на прошлые ошибки, ни на мысли о будущей мести. Защита Капитула требовала полной сосредоточенности.
