Ознакомительная версия. Доступно 23 страниц из 114
Наконец после долгих уговоров он позволил отложить для него три томика. Генри чувствовал, что ему не хотелось бы объяснять леди Вулзли, что за сверток он прихватил с собой. Хэммонд написал свой лондонский адрес четким разборчивым почерком, и Генри пообещал отправить книги почтой.
– И я ничего не скажу ее светлости, – сказал Генри.
Хэммонд благодарно улыбнулся:
– Я тоже, сэр.
Когда они подошли к тому месту в саду, где Генри предполагал построить новую оранжерею, Генри заметил, что за ними с беззастенчивым любопытством наблюдает леди Вулзли. Она, Уильям, Алиса и Пегги – все стояли у окна в гостиной. Леди Вулзли указывала на что-то в саду и, встретившись глазами с Генри, помахала рукой. Поклонившись ей, он заметил, что его брат не может отвести ошеломленного взгляда от них с Хэммондом. На выражения лиц невестки и племянницы он внимания не обратил.
Он не сомневался, что все последующие дни брат и его семья без конца будут обсуждать визит леди Вулзли, но в то время, как Алиса и Пегги казались очень воодушевленными, настроение Уильяма испортилось. Генри мог лишь гадать, что еще сболтнула леди Вулзли, когда он уже покинул гостиную, но и того, что он слышал, было более чем достаточно. Прощаясь со всеми, пока Хэммонд маячил на заднем плане, она напоследок с предельной ясностью обозначила свое восхищение Генри, как бы утверждая на него свои права. Он отметил, что ее приглашение навещать ее в ее поместье и в Лондоне не распространялось на его родных. По ее поведению было ясно, что она не считает Уильяма Джеймса и его семью людьми, заслуживающими внимания, и такое отношение, вкупе с ее взглядами на ирландский вопрос, как он подозревал, весьма разозлило Уильяма.
По мере приближения Рождества Алиса и Пегги ощутили сентиментальную потребность в старомодном уюте и начали хлопотать над устройством праздника в истинно американском духе, не отдавая себе отчета в том, до какой степени эти обычаи их родины следуют английским. Уильям читал, спал и говорил достаточно, чтобы не привлекать чрезмерного внимания к своему здоровью, внушавшему серьезное беспокойство. Однажды после обеда, когда Алиса и Пегги были чем-то заняты на кухне, он попросил Генри задержаться в столовой для беседы. Генри тут же плотнее закрыл дверь, вернулся и сел за стол напротив брата.
– Гарри, знаю, я уже говорил тебе, что я думаю о твоем упорном нежелании возвращаться в Америку, рассказывал, как сильно наше общество нуждается в собственном хроникере и бытописателе. Думаю, еще не скоро у нас появится второй автор с таким же острым глазом и таким же глубоким мировоззрением.
– Скажите пожалуйста, – с улыбкой пробормотал Генри.
– Но не думаю, что ты сможешь обрести себя в этой стране, – строго сказал Уильям. Произнося свою речь, он смотрел в окно, словно репетировал какое-то выступление или проповедь. – Не думаю, что такие произведения, как «Трофеи Пойнтона», «Неудобный возраст» или «Другой дом», достойны твоего таланта. У англичан нет духовной жизни, только материальная. Единственная тема здесь – классовый статус, а ты в этом ничего не понимаешь. Единственное стремление, которое ценится здешним обществом, – погоня за наживой, а ты и в этом ровным счетом ничего не смыслишь. Тебе чужда сама механика английской жадности – механика, которую так хорошо чувствовали Диккенс, Джордж Элиот, Троллоп и Теккерей. В Англии никто не занимается поисками истины.
– И слава богу, – вставил Генри.
– Короче говоря, – Уильям решил проигнорировать его замечание, – я полагаю, ты никогда не сможешь здесь укорениться. И, по моему мнению, постоянные попытки как-то драматизировать эту социальную пресность угрожают твоему стилю вырождением. Более того, пострадает и содержание твоих книг, они утратят огонь вдохновения.
– Спасибо, что поделился своими мыслями, – сказал Генри.
– Гарри, я с удовольствием читаю твои книги и восхищаюсь ими.
– Но тем не менее считаешь, что лучше бы мне сидеть дома и, – Генри поднял руку, чтобы Уильям не мог его прервать, – посвятить себя бытописанию презревших чистоган бостонских интеллектуалов. Вот, по твоему мнению, достойная задача для литератора.
– Гарри, в твоих последних вещах мне приходится перечитывать каждое предложение дважды, чтобы понять, о чем вообще речь. В наш век бесчисленных новых книг и торопливого чтения тебе грозит опасность остаться непрочитанным и забытым, если ты будешь придерживаться подобного стиля изложения и подобных тем.
– Что ж, я постараюсь в дальнейшем писать так, чтобы тебе угодить, – ответил Генри, – но, если в твоем понимании это означает подражать тем авторам, которыми, как я слышал, ты восхищаешься, я скорее соглашусь сойти в бесславную могилу, нежели унижусь до чего-то подобного.
– Никто не говорит, что тебя ждет бесславная могила, – сказал Уильям. – Но у меня есть к тебе конкретное предложение: создай роман, который так и просится, чтобы его написали, над которым будут ломать копья критики, который сметут с книжных полок и будут читать с упоением.
– Так ты полагаешь, мне нужно написать большой роман?
– Да, и не о знатных англичанах, а об Америке и американцах, о том, в чем ты разбираешься и что ты любишь.
– Ты говоришь очень уверенно.
– Конечно, я много над этим думал. Этот роман должен быть посвящен нашей американской истории, а не мелкотемью английских манер, как бы ни были те заманчиво дурны. Роман о «пуританских отцах», как называл их когда-то…
Генри встал и подошел к окну, Уильям был вынужден повернуться в его сторону. Генри чувствовал, что словно бы укрепил свои позиции, захватив последние солнечные лучи, в то время как Уильям произносит свои реплики из сгущавшейся тени.
– Могу я тебя прервать? – спросил Генри. – Или это лекция и нам придется ждать звонка?
Уильям развернул кресло и, казалось, был готов продолжать свою речь, как только у брата закончатся аргументы.
– Хочу положить конец этому разговору, заявив без обиняков, что, по моему мнению, жанр исторического романа безнадежно пропитан дешевым душком, и если уж ты так жаждешь от меня чисто американской прямоты в духе нашего века торопливого чтения, как ты его называешь, могу я откровенно высказаться насчет книги о пуританских отцах?
– Сделай милость, я ведь все равно не смогу тебя остановить, – кротко сказал Уильям.
– Буду немногословен. Подобная книга – это просто чушь собачья! – И Генри улыбнулся брату ласково, почти покровительственно.
За ужином его осенило: Уильям отважно взялся за его литературное перевоспитание, не посвятив в свои планы Алису. Глаза брата заметно воспалились, отчего встревоженная Алиса принялась настаивать, чтобы он поменьше читал и побольше спал, а Уильям был вынужден играть роль капризного и непослушного пациента. Уильям принялся бесцельно бродить по Лэм-Хаусу. Генри
Ознакомительная версия. Доступно 23 страниц из 114
