её длинные седые волосы развеваются вокруг её плеч.
— Tà. И девушка. Джиана… она… Как это будет по-вашему?..
— Её арестовали, — мрачный голос заканчивает предложение Эйрин.
Я снова разворачиваюсь, точно флюгер, на этот раз в сторону Ифы.
— Арестовали? Кто? За что?
— Данте. За преступление против фейской короны.
Кровь отливает от моего лица.
— Что?
— Габриэль догнал Сибиллу и Маттиа прежде, чем их успели поймать, и увёл их лошадей в горы для безопасности.
Пульс начинает стучать в челюсти, в щеках, в веках, когда я перевожу взгляд с Ифы на Эйрин.
Ифа сглатывает.
— Имми была с Вансом, бунтарём из Ракокки. Они пропали в туннелях прошлой ночью.
Прошлой ночью, пока я была в состоянии блаженства, мир моих друзей перевернулся.
— И Лор не может с ней связаться?
Ифа качает головой, и, хотя её лицо не пульсирует от ударов её сердца, как моё, её глаза горят гневом.
— Нет.
— Он пытался её призвать?
Она кивает.
— И?
— Она не вернулась.
— Как это возможно? — спрашиваю я.
Ифа закрывает глаза.
— Превращённые в вечных воронов больше не могут с ним общаться.
Рынок перестает шуметь, и весь мир останавливается, так как продавцы застывают за своими прилавками. Даже пламя костров перестаёт пылать, а разговоры зависают в воздухе. А мои губы произносят беззвучное: «Нет».
— Лоркан хочет лететь в долину и пролететь над лесом, но твой отец и дядя сказали, что если он это сделает, то они забросят его на Шаббе.
Я не знаю, как ей это удается, но Ифа улыбается. Это горькая улыбка, но всё же улыбка.
И затем она исчезает.
Эйрин бледнеет, как полотно, которое я стирала на руках, когда ещё считала себя полуросликом, ради того, чтобы вести скромную жизнь в Тарелексо. Каким маленьким был тогда мой мир. И каким огромным он стал благодаря Лору.
В помещении рынка раздаётся карканье, и чёрные птицы одна за другой влетают через купол внутрь и превращаются в людей в доспехах. Глаза Лора находят мои в темноте и не отпускают всё то время, пока он тяжело шагает по потемневшей пещере в мою сторону. Солнце, которое сияло над Люсом, пропадает, шерстяные облака стягиваются к нему по голубому небу, точно овцы.
Ифа отходит в сторону, чтобы ему не пришлось её обходить. Он берёт мои дрожащие руки и обхватывает их своей крепкой рукой, после чего наклоняется и прижимается щекой к щеке своей матери.
Они обмениваются какими-то словами, но мои барабанные перепонки так отчаянно вибрируют, что я даже не стараюсь сосредоточиться на их разговоре.
— Может ли Имоген быть вне зоны доступа? — спрашиваю я, наконец. Мой голос дрожит, как и всё моё тело.
— Возможно. Либо Данте запер её в клетке из обсидиана. Обсидиан блокирует наши способности.
Его рот вытягивается в мрачную линию. Лор говорит очень тихо, как будто понимает, что если будет говорить громче, то это может разбить мне сердце.
— Почему бы тебе не пойти и не пообщаться со своими друзьями, птичка?
Он кивает в центр таверны, где стоят Сиб и Маттиа рядом с мужчиной с длинными светлыми волосами и повязкой на глазах. На нём надета грязная белая рубашка, которая выбилась из-под тёмных штанов. Мне требуется секунда, чтобы вспомнить, что их перехватил и привёл сюда Габриэль.
Я смотрю на Лора, который целует костяшки моих пальцев и отпускает мою руку, после чего делаю шаг в сторону Сиб, но останавливаюсь и снова поворачиваюсь к Небесному королю.
— Ты ведь останешься? Ты не… не…
— Я никуда не собираюсь.
Я впиваюсь зубами в нижнюю губу, чтобы не дать ей задрожать, после чего срываюсь с места, точно мелкая рыбешка, освободившаяся из сети рыбака, и к чёрту мои больные мышцы.
— Сиб! — кричу я.
Она отрывается от Маттиа, подбирает юбки и несётся в мою сторону. Мы со слезами бросаемся в объятия друг друга и стоим так очень долго, пока вновь не обретаем способность говорить. Не то, чтобы слова были так необходимы, когда дело касается лучших друзей; я и так уже знаю, что за мысли проносятся в её голове.
Когда мы, наконец, разделяемся, её мокрые щёки выглядят точно отполированный обсидиан, а глаза сияют, как серебряные медальоны.
Она шмыгает носом.
— Джиану арестовали.
— Я слышала.
— А Антони… мы его не нашли. И… и… Имоген и Ванс…
— Я слышала.
Я сжимаю её, стараясь сделать это спокойно, и одному только Котлу известно, как это у меня получается.
— На каком основании их арестовали?
— Таво сказал… он сказал, что они украли с Исолакуори конфиденциальную информацию, и что у него приказ обыскать дом. Джиа не впустила его, поэтому они вынесли дверь пушечным ядром и… и Риккио стоял… — её голос срывается. — Он мёртв. И они забрали Джиану после того, как обнаружили… после того, как открыли дверь в подвал.
— Мы вызволим Джиану, Сиб. С ней всё будет в порядке. Данте её отпустит. Наркотики возможно и вне закона, но это едва ли можно считать преступлением против короны.
Я не уверена в том, что Сиб меня слышит, потому что она говорит:
— Катриона рассказала Даргенто про пыль. Нам нельзя было пускать её в дом.
Я вздыхаю. Обвиняя мёртвую женщину, мы ничего не добьёмся.
— Они, вероятно, пытались выиграть время, а потом арестовать тебя по надуманному поводу.
Её ноздри раздуваются.
— Я собираюсь рассказать всему, мать его, миру, что это Данте заказал убийство своего брата. Подожди и увидишь сама.
Маттиа подходит к нам, его руки засунуты в карманы пыльных штанов, а белки глаз такого же алого цвета, как верхняя часть платья Сиб. Мы потеряли друга, а он потерял двоюродного брата. Я даже представить себе не могу, как, должно быть, болит сейчас его сердце.
Прохладный дым моей пары скользит по моей шее и плечам, после чего принимает форму мужчины.
— Киан полетел договариваться о том, чтобы Джиану отпустили.
— Если они тронут её хоть пальцем, я убью их всех. Сначала Таво. Затем Даргенто. А затем Данте. Всех! — Сиб обхватывает Маттиа за талию и прижимается к нему.
Его большое тело так сильно осунулось, что я не могу понять, кто кого поддерживает. Он прижимается губами к её макушке.
— Как насчёт того, чтобы передоверить эти убийства, — он бросает взгляд на Лоркана, а затем оглядывает воронов, которые стоят на некотором расстоянии от нас, — кому-то другому, Сибилла?
Лор переплетает пальцы с моими и сжимает мою руку.
— Почтём за честь избавить Люс от этих фейри, Маттиа.
Дыхание застревает у меня в горле, когда я осознаю, что он имеет