что мы не хотели уходить! И передать не могу, насколько важно чувствовать безопасность в такой ситуации. Будучи молодыми родителями, мы ни хера не знали, поэтому доверие к доктору и медсестрам было особенно важно. В какой-то момент доктору Перл пришлось вручную прокалывать пузырь, и Перл мучилась от сильной боли. Она извивалась на родильной кровати, и мне пришлось приложить максимум терпения, чтобы не сорваться и не сбросить доктора на пол, прекратив ее страдания. Вскоре после этого она уснула, и когда доктор Крейн вернулся утром, он осмотрел шейку матки и спросил: «Вы готовы родить?»
В 10:19 утра 19 июня 2011 года мы с Перл стали родителями. Вся моя жизнь изменилась в ту секунду, когда я увидел головку Ревеля. Я перерезал пуповину – для меня это было сродни сенсации. Все, что я когда-либо себе представлял, было другим. Это сводило с ума и поражало. Будто кто-то щелкнул выключателем, и мое сердце наполнилось бесконечной любовью к этому малышу; человеку, которого я еще не знал, но за которого был готов получить пулю. Вот такой океан эмоций, и грибочки не нужны.
Спустя неделю после рождения Ревеля я был самым счастливым человеком на свете, а еще мечтал поспать. Тем временем Anthrax в Германии репетировали перед первым концертом тура. Так как я не мог присутствовать лично, мы устроили видеочат по FaceTime. Ревелю исполнилась всего неделя, и вот я сидел с крошечным малышом, кормил его из бутылочки и наблюдал за тем, как Anthrax репетируют без меня. Они джемовали в репетиционке вместе с Андреасом, и это было так нереально, но в то же время очень правильно, потому что я был там, где хотел быть. Я не думал: «О, Боже, я такое пропускаю». Будь на месте Андреаса кто-то другой, возможно, я бы места себе не находил, но Андреас меня реально спас и на душе стало спокойнее. Начались концерты, и до меня доходили слухи, что Андреас идеально вписался и все идет как по маслу. Парни советовали мне расслабиться и ловить кайф от отцовства. И тут мне позвонил наш менеджер.
– Ты, наверное, захочешь меня убить, но нам нужно, чтобы ты прилетел в Италию на концерт в Милане 7 июля.
– Ты ебанулся, что ли?! – заорал я. – Никуда я не поеду. Моему малышу едва две недели исполнилось. Я нужен здесь.
И он такой: «В общем, журнал Guitar World хочет сделать снимок для обложки “Большой четверки”. Ты, Мастейн, Керри, Джеймс и Кирк. И тебе лучше прилететь».
Я вышел из себя: «Кто так считает? Я так не считаю! Я не полечу на ебаном самолете из Лос-Анджелеса в какой-то сраный Милан».
Они буквально хотели, чтобы я прилетел, сфоткался и тут же улетел домой – то есть двадцать восемь часов в самолете ради одного фото. Я спросил, почему фотограф Росс Халфин не может сфоткать меня в Лос-Анджелесе, а потом отфотошопить. В журналах так постоянно делают. И они ответили: «Guitar World не хочет делать никаких фотошопов. Да и Росс против. Guitar World сказали, что хотят собрать вас всех в одной комнате в одно время, потому что в тот день они берут интервью, и все это в любом случае будет – с тобой или без тебя».
Я обсудил это с Перл, и именно она мне сказала: «Слушай, тебе реально надо быть там. Все нормально». Но на сердце было неспокойно. Я, блядь, разрывался. Мне выкручивали руки, и наконец я сказал: «Ладно. Хер с вами. Оставлю жену и двухнедельного сына ради снимка для ебаного Guitar World». В голосе чувствовалась злоба: «За вами должок, ублюдки».
В Милан я прилетел поздно ночью. На следующий день был запланирован концерт. Поэтому я приехал прямо к площадке. Там были все. Это было так дико, потому что тур продолжался уже несколько недель, а я только приехал. Я словно попал в «Сумеречную зону». Я не гастролировал с ребятами, и вот приперся. Было здорово увидеть их всех, все спрашивали меня о ребенке. Мы провели фотосессию и дали интервью, а потом меня вдруг спросили, буду ли я играть.
Правая рука была не в форме. Я был не в состоянии сыграть риффы так, как требовалось для концерта Anthrax. И, честно говоря, мне совсем не хотелось. У меня было странное ощущение, потому что мы все сидели вместе – я, Чарли, Фрэнки, Джоуи, Андреас и Роб, – и я сказал: «Знаете, будет странно, если я просто выйду и отыграю концерт, а Андреас сядет на лавку». Это было совсем не круто, и тогда нам в голову пришла идея начать концерт с Андреасом, а после трех-четырех песен, когда они дойдут до «Indians», я выйду на том моменте, где каждый вечер кричу «War Dance!», и доиграю концерт до конца. Это будет особенный сюрприз для фэнов, потому что никто не знает, что я здесь.
И вот концерт начался. Anthrax открыли его песней «Caught In a Mosh». Я стоял слева от сцены у пульта и наблюдал. На мне была моя гитара, потому что я хотел поиграть без электричества, чтобы разогреться и размять руки, поскольку уже несколько месяцев не играл. Рядом стоял Керри Кинг. Он взглянул на меня, потом на сцену и сказал: «Ух ты, охуительно, да?» И я ответил: «Да, так и есть!» И он мне: «Ага, а я вот никогда не видел Slayer со стороны!» Это был особенный момент, потому что я реально смотрел на ребят со стороны, и они давали просраться. Я подумал: «Да! Anthrax охуенные!! Когда еще выпадет возможность стоять и смотреть, как выступает моя группа? Да никогда». И Андреас был чертовски крут. Мне нравилось, как звучит его гитара, и он играл невероятно слаженно вместе с остальной группой.
Наконец они добрались до «Indians». Я вышел, толпа увидела меня, и у них просто сорвало крышу. Было невъебенно круто играть с двумя ритм-гитаристами на левой стороне сцены, потому что мы с Андреасом играли очень плотно, несмотря на то что никогда вместе над песнями не работали. Следующие пять песен с левой стороны сцены звучал мощнейший гитарный залп, и где надо, мы с Андреасом подпевали. Было так круто, что я подумал: «Бля, надо убедить его остаться в Anthrax!»
Опыт был настолько полезен, что я уже не злился за то, что мне пришлось лететь двадцать восемь часов. Сделать фотку – да без проблем. Онанизм какой-то. Но выйдя на сцену и сыграв со своей группой и еще одним ритм-гитаристом, порвав всех в клочья, я понял, что принял верное решение.
После шоу все парни пытались затащить меня в автобус, потому что у них
