но пустота и сожаление о том, что ты не смог ничего сделать, никуда не делись.
“И меня Джеррет оставил жить” — подумал Тейвон. “Он, гораздо более сильный и смелый, оставил в этом мире меня — уж вряд ли для того, чтобы я сидел в этой комнате, проклинал все на свете и ничего не делал”.
— Хорошо, я приму вашу помощь, — Кивнул Тейвон, — Но пока что у меня нет никакого плана…
— Для начала просто притворяйтесь мьертвецом, — Посоветовал Флавио, — Остальное не важно.
Тейвон с радостью бы пошел на это, если бы не Ремора. Он должен дать ей знать, что жив. Любым способом.
Наемник грациозно поднялся со стула и вернул его на место, собираясь уходить.
— Постойте, Флавио, — Позвал Тейвон.
Наемник замер на месте.
— Мне нужно дать сестре знать, что я жив. Она там наверняка с ума сходит!
— Ньет, — Коротко ответил южанин.
— Она не предаст, — Заверил Тейвон, — Реморе можно доверять.
— Она близка с Лукеллесом, — Отрезал Флавио, — Даже если она ничьего ему не скажет, он может догадаться по ее поведению.
Больше он разговаривать не пожелал. Просто ушел и закрыл за собой дверь.
Глава 29. Кирация. Монастырь Двух Лиц
Ремора потеряла счет времени. Она знала, что ей нужно вернуться — иначе Лукеллес усилит за ней слежку, и принцесса напоследок лишится даже тех последних крох свободы, что у нее были — но ноги совершенно не подчинялись. Текли минуты, а она все так же сидела на полу, прижавшись спиной к холодной каменной стене коридора, и заливалась слезами.
Сегодня ее жизнь рухнула окончательно. Сначала у Реморы отняли королевство, потом возлюбленного, а теперь — брата. Тейвон оставался единственным, за кого ей хотелось бороться. Теперь он был мертв.
Радовало только то, что скоро она отправится вслед за ним. Ее жизнь закончится, а что будет с Кирацией, ее уже не волновало. Королевство сорвалось в бездну давно, и его падение могла предотвратить только одна сила — Тейвон. Теперь его не было. И Реморы не стало вместе с ним.
Всю жизнь она считала себя сильной — по крайней мере, гораздо сильнее других женщин. Ремора умела находить нужные слова, всегда держала лицо и верила в лучшее. Она познала в этой жизни и любовь, и страх, и радость — теперь все это обратилось пеплом. В последний день своей жизни принцесса могла позволить себе быть слабой.
Поэтому она была здесь, в каком-то коридоре на нижнем этаже, почти под землей, в холоде и сырости. Она не знала, найдет ли путь назад, потому что шла сюда почти наощупь, ослепшая от слез, затмивших ей взор после известия о смерти Тейвона. Хорошо, что вездесущая охрана Лукеллеса куда-то подевалась, иначе ее заперли бы в келье и не дали даже глотнуть свежего воздуха.
На этот раз она собралась с силами и поднялась на ослабших ногах, опираясь о стену рукой. Возвращаться в свою комнату не хотелось, но Ремора понимала, что в любой момент ее могут хватиться, а Селин не сможет придумать внятный ответ на вопрос, куда подевалась ее госпожа.
Чем ниже она спускалась, тем холоднее становилось в коридорах, тем более, что на дворе стояла поздняя осень, и согреться в этом замке, по большому счету, нельзя было нигде. Ремора предусмотрительно прихватила с собой тяжелую шерстяную накидку, в которую сейчас и закуталась, бредя по незнакомым безликим поворотам. Шаги ее отражались от стен легким эхом, а дыхание вырывалось изо рта облачками пара. Только стук капель с потолка нарушал гробовую тишину. До поры до времени.
Ремора напряглась всем телом, услышав чьи-то шаги, тихие и медленные. Они смешивались со звуком тяжелых вздохов, то и дело замирали, а потом раздавались вновь — принцесса никак не могла понять, кто двигался ей навстречу. Кто-то из монахов? Шаги были слишком тихими для грубых солдатских сапог.
В любом случае, принцессе не хотелось столкнуться с кем-то в коридоре, поэтому она не придумала ничего лучше, чем вернуться назад и скрыться в одной из ниш в стене, что когда-то давно предназначалась для статуй, а сейчас была заброшена.
Ноги ее скользили по мокрому камню, но Ремора буквально вцепилась в кладку руками, всем телом прижимаясь к стене. Шаги неумолимо приближались, пока мимо нее не прошла скукоженная обнаженная фигура мужчины.
Ремора потеряла дар речи, глядя на него. Рыжие волосы, худые мускулистые плечи — это мог быть только один человек.
— Джеррет! — Выкрикнула она, вырываясь из своего укрытия. Еще никогда она не произносила это имя с такой надеждой.
Ей было наплевать, что своим выкриком она напугала ветувьяра Тейвона до чертиков. Джеррет сдавленно вскрикнул, дернулся и развернулся к ней.
— Ремора..?
Это совершенно точно был он — только почему-то голый, раненый и закоченевший от холода.
Но живой — это было самое главное.
Ремора не раздумывая стянула с себя накидку и набросила ему на плечи. Джеррет, прикрывающий руками свою наготу, сжался от холода так, что стал казаться в половину меньше, губы его посинели, а кожа была белой, как снег — одни лишь веснушки на щеках и носу.
— Ремора, где мы? Почему… почему я не чувствую Тейвона? — Зеленые глаза ошалело метались по ее лицу.
Принцесса избегала его взгляда. Хотелось разрыдаться и в то же время отблагодарить богов за то, что они оставили ей хотя бы Джеррета.
— Как ты здесь оказался? — Вместо ответа спросила она.
— Меня пытались утопить. Я очнулся в воде. Один. Без Тейвона, — Джеррет плотно запахнул накидку, — Ремора, ответь мне! Что произошло?
— Я… я расскажу тебе все, — Выпалила принцесса, — Но сначала нужно тебя спрятать. И отогреть.
*
Джеррет почти сразу пожалел о том, что предложил спрятаться в жилом крыле замка, предназначенном для монахов. Это раньше здесь было даже как-то по-своему уютно, а сейчас, когда орден оказался захвачен мятежниками, здесь царила звенящая пустота и полное запустение. Ну и конечно, холод — эту часть замка никто не отапливал, зато и не охранял, что в свою очередь уже играло им на руку.
Ремора умудрилась притащить для него свою подбитую мехом накидку, хотя Джеррет с радостью променял бы любые меха на нормальную мужскую одежду. Но приходилось довольствоваться тем, что есть — адмирал смог облачиться только в чью-то огромную рясу, найденную на дне пыльного сундука, и в королевские меха, красивые и бестолковые. В любом случае, он уже не чувствовал себя так неуютно, как полностью обнаженным, но и мерзнуть почему-то не перестал — наверное, из-за переохлаждения.
