Ознакомительная версия. Доступно 25 страниц из 124
— Погодите… Вы хотите сказать, что это чудовище и есть…
— Вот именно.
— Но он же умер! Его сожгли…
— Я мечтал убить величайшего из драконов. Он был моим личным врагом, Он был нашим общим врагом. Он доставил нам всем, всему Кругу столько бед, что охота за ним стала самым приоритетным направлением нашей деятельности… Этот дракон, полностью подавивший своего всадника, был для нас воплощением самых кошмарных снов… И однажды я настиг его. И убил.
— Но…
— Оставшееся сейчас — это оболочка. То, что выжило в огне. Я убил вместо дракона — человека. А дракон убил моего дракона… Так что мы квиты.
— И после этого вы верите друг другу?
— Да. Мы сотворили слишком чудовищное, чтобы оставаться прежними. Пролитая кровь меняет все безвозвратно. Ни ему, ни мне не стать такими, как раньше. Убив человека, я принял на себя слишком страшную ношу и утратил право просто жить в этом мире и не хочу, чтобы другие люди шли вслед за мной. Убив дракона, Невидимка утратил право быть истинным драконом… Он утверждает, что обрел знание, ненужное другим драконам, а значит, не может позволить им идти этим путем. Теперь мы свободны от взаимных обязательств, от страстей и ненависти, и можем говорить только от своего имени. Единственный недостаток — мы ущербны и оттого неспособны самостоятельно воплотить в жизнь пункты договора, требующие партнерства и не в силах найти Ключ. Зато мы способны найти подходящего кандидата… И ведь нашли?
— Он не готов.
— Неважно. Расскажи ему все, что нужно сейчас. У него есть время привыкнуть.
— А если…
— А если события пойдут стремительнее, чем мы ожидаем, то ты найдешь его и расскажешь все.
— Как я пойму, что ему можно рассказать…
— Это очень просто, — засмеялся Кольценосец. — Если вдруг мир ослепнет, нетрудно будет обнаружить зрячих, верно?
— А что станем делать мы с ослепшим миром?
— Учиться жить в нем. Как всегда.
Первый день Праздника.
Вопреки прогнозам и опасениям народу на левом берегу собралось видимо-невидимо. Пожалуй, на сегодняшнем торжестве зрителей и участников присутствовало больше, чем когда бы то ни было. Разноцветная, наряженная, взбудораженная толпа захлестнула шумным приливом выстроенные за неделю павильоны, поставленные буквально вчера ночью шатры, пока еще тихие и безлюдные арены, куда чуть попозже выйдут состязающиеся за Кубок Солнечного вина. Кое-кто уже танцевал неподалеку от каждого из двух десятков маленьких оркестриков, как местных, так и приглашенных из других селений, но основной оркестр, устроившийся на задрапированном зеленым и красным помосте, пока молчал, дожидаясь сигнала. Как дожидались его и все собравшиеся, то и дело поглядывающие на деревянный шест, вкопанный на центральной площадке, на вершине которого поблескивала идеально прозрачный кристалл-линза. Едва солнце поднимется над горизонтом достаточно высоко, кристалл сфокусирует его лучи на одной-единственной точке чуть в стороне, заставив вспыхнуть специально приготовленный состав из сухих веточек и трав. Едва огонь будет зажжен — Праздник начнется.
Небо сегодня, к счастью, было безоблачным. Пасмурный небосклон безнадежно испортил бы торжество, как четыре года назад, когда Праздник пришлось перенести дважды. И горожане, и Птенцы сошлись во мнениях, что это не к добру, и год и в самом деле выдался неудачным для всех. Впрочем, мудрые люди лишь стучали по лбу в ответ на это утверждение и ссылались на объективные обстоятельства, однако даже самые скептично настроенные, вздохнули с облегчением, когда в следующем году огонь был разожжен, как положено.
— Мам, а драконы не заслонят солнышко? — послышался настойчивый детский голосок слева.
— Нет, не беспокойся. Они сейчас улетят и вернутся попозже… — Женщина бросила быстрый, беспокойный взгляд на меня и поспешно увела ребенка.
Один за другим крылатые силуэты, с самого рассвета расчерчивающие небо прихотливой вязью узоров, стали исчезать. Праздник созвал непривычно большое количество драконов. Часть их всадников давно покинула родное Гнездо, часть прибыла из соседних или совсем дальних Гнезд. Как правило, на Праздник собиралось десятка два ветеранов в лучшем случае; в основном из тех, кому особенно нечего делать, Остальные отделывались либо вежливыми извинениями, либо форменными отписками, мотивируя свой отказ приехать многочисленными заботами. В нынешнем же году небо прямо кишело крылатыми созданиями, а в толпе то и дело встречались знакомые, полузнакомые и почти забытые лица. Прибыл даже Рор Знаменосец и Тиэтта Маа. Тиэтту я лично не видел, зато сподобился столкнутся с нахмуренным и озабоченным Знаменосцем. Рор, не обращая внимания на взгляды любопытных, слушал какого-то серого невзрачного типа, внешне — точно не Птенца и не наставника, и вид при этом у него был такой мрачный, словно прибыл Знаменосец не на праздник, а на похороны любимого коня.
Вообще-то, если честно, в толпе сегодня обнаруживалось уж очень много необоснованно серьезных лиц. Были даже такие агрессивные или свирепые, что встречные инстинктивно раздавались в стороны. И совершенно непонятно было, зачем все эти люди явились на Праздник — портить окружающим настроение перекошенными, как от зубной боли, физиономиями? Или строить обязательные пакости? Время от времени даже на Праздниках случались неприятные инциденты, предупредить которые и были призваны сдвоенные патрули из городских стражей и нашей местной охраны.
Солнце взбиралось ввысь, наливалось ослепляющим золотом. Постепенно смолкали голоса, стихала праздная болтовня, тысячи взглядов устремлялись к одной-единственной точке. А когда на центральный помост, к оркестру стала подниматься стройная, светловолосая девушка, воцарилась просто неправдоподобная тишина. Слышно было, как журчит вода в реке и как негромко перекликаются дневные птицы, всполошенные всеобщим оживлением.
Девушка остановилась, привычно и одновременно тревожно оглядывая собравшихся внизу людей. Светлые волосы, тщательно заплетенные спереди, спадали на спину искрящимися ручейками. Платье из тяжелого, переливающегося шелка, казалось, вобрало в себя все оттенки зелени: от прозрачного, чуть белесого перелива речного льда, ясного изумрудного сияния драгоценностей и матового нежно-салатного оттенка проклюнувшегося ростка до густого насыщенного цвета зрелых трав и таинственной темноты хвойных чащоб. Солнце, встающее за спиной девушки вызолотило ее силуэт, тронув искрами корону выбившихся из прически волос, бросив россыпь бликов на ткань платья, огладив обнаженные, загорелые плечи и руки. Девушка не оглядывалась. Она и так знала, в какой точке сейчас находится светило. Правая рука чуть дрогнула, приподнимаясь, и отчего-то мне померещилось, что тысячи зрителей, затаив дыхание, инстинктивно потянулись за хрупкой ладошкой, как марионетки на невидимых нитях. Рука упала и нити ослабли. Дирижер, повинуясь знакомому жесту, взмахнул палочкой. И мир зачарованно вздохнул, прежде, чем наполнился звонким стаккато капели, переливчатой песенкой ручьев, свирелью ветров, рокотом гроз и шелестом дождей… А потом, в шквал разрозненных шумов, ворвалась поначалу едва уловимая, но постепенно становящаяся все более отчетливой музыка, превращающая какофонию звуков в стройную гармонию мелодии. И чистый, сильный, девичий голос повел ее, разрисовывая музыку словами…
Ознакомительная версия. Доступно 25 страниц из 124
