В тот же миг палец Зверя толкается внутрь. Глаза закатываются. Под ними — вспышки и блеск. От остроты и удовольствия. Чего больше?
— Двигайся. Теперь жарче будет. Ягода твоя узкая и сладкая… Возбуждает нереально. Узкая щёлка. Но жадная. Палец цепко хватает.
Вперёд и назад. К нему и от него. Теперь жаром не только между ног полыхает и между ягодиц — тоже. Зверь чётко и быстро пальцем двигает.
— Ты стонешь сейчас по-другому, — произносит с громовым рыком. — Ниже. Блять, как же это низко… И высоко.
Палец начинает долбиться внутрь. Вскрикиваю. Уйти желаю и… или наоборот податься назад?
Мои бёдра дрожат от напряжения. Каждое движение в двух точках отзывается. Внезапно ещё туже становится. Теснее. Жёстче.
— Говорю же, жадная ягода. Два пальца тебе засадил… — стонет, двигая очень быстро. — Трындец тебе. Твоя ягода теперь от болта моего не спрячется.
— Не надо-о-о-о-о… — прошу, но сама двигаюсь быстро, кайфуя от того, как экстаз лавой в двух очагах расплывается.
— Будешь отказывать — раком поставлю, выдолблю молотом и спермой залью. Всю… — угрожает и вынуждает порочными толчками оттопырить зад ему навстречу, чтобы брал и пользовался. — Твою мать. Быстрее.
Кажется, я не двигаюсь, но двигается мир вокруг. Болтается в круговерти сильной. Огненная карусель. Из жара — в ещё более жаркий ад. Кругом огонь. Нет спасения. Напряжение растёт во всём теле, как пружина сжимается туго-туго.
— Нравится?
Его пальцы меня уже не ласкают, но долбят жёстко. Удовольствием грязным, но сладким, кроет, что я стону только.
— Да… Да… Руста-а-а-а-ам… Да-а-а-а!
— Ещё хочешь? Отжарить?
Похоть. Разврат голимый. Но желанный. Не могу отказываться. Не хочу.
— Да…
Вращаю бёдрами к центру его притяжения.
Внезапно всё местами меняется. Пол. Потолок. Комната переворачивается. Я оказываюсь лежащей на кровати. Щека прижата к простыне. Грудь тоже. Задница выше головы и оттопырена развратно. Как у кошки во время течки.
Ещё не понимаю, чего он хочет. Но команду чёткую выполняю.
— Держись. Будет жёстко. Но тебе понравится…
Будет жёстко. По-другому он не умеет. Я жду его толчков вглубь лона. Но внезапно его член влажную мякоть покидает. Одновременно крупные пальцы из попы выскальзывают, а их место занимает крупная головка ствола.
Всё происходит настолько быстро, что я не успеваю испугаться или зажаться.
Чувствую, как он меня распирает толщиной. Пронизывает глубоко. Входит, как нож в масло. Я только поскуливаю и принимаю каждый сантиметр его длины.
Как это могло произойти?
Толчок. Медленно входил, но на финале жёстко воткнулся. Его яйца с громким хлопком ударяют по влажной плоти.
— Вот ты и не целочка больше. Нигде. Абсолютно везде.
Трясусь от порочности его слов. Зверь внезапно наклоняется и накрывает мои руки своими ладонями. Бёдра совершают фрикции. Член туго и тесно раскачивается.
— Я мог бы тебе кнопку полирнуть для удовольствия. Но я хочу, чтобы ты так кончила. Остро и пряно… — целует в спину, поднимаясь к шее. — Сладкая ягода. Моя. Теперь и в неё буду тебя иметь. Долго. Много… И тебе будет это нравиться… Пару сеансов — сама на болт дырочкой задней усаживаться будешь.
По мере его слов член всё быстрее ходить начинает. Работает быстро и бесперебойно, заставляя кричать. От удовольствия. Яркого и постыдного.
Никогда бы не подумала. Что буду так лежать — с оттопыренной кверху попой и наслаждаться тем, как меня в неё трахают.
— Ещё, Руста-а-а-ам… Ещё…
Нет. Это не я. Это другая я. Откровенная и без границ вообще. Его женщина. Вся под стать ему.
— Ещё, — выгибаюсь сильнее.
Зверь меня пальцами за бёдра фиксирует и двигается на всю длину, засаживая с оттяжкой.
— Блять. Оторваться невозможно. Ведьма… ты. Вкусная, сука… Вкуснее всего.
Грубые признания. Но откровенные и пошло-нежные. Я от него других слов и не жду. Они будут фальшивыми. Сейчас Рустам — такой. Был ли другим и почему таким стал — не важно. Абсолютно плевать.
Но я его ТАКИМ принимаю. Целиком. Полностью. Не только на всю длину толстого члена, долбящего меня со скоростью автоматического поршня.
Принимаю его глубже и откровеннее. Душой. Распахнутой настежь…
— Кончай, млять. Кончай…
— Да! — кричу и захлёбываюсь криком. По лицу струятся слёзы. Облегчения. Радости. Экстаза.
Его горячее семя ударяет на скорости. Щедро орошает. Всё, до последней капли, в меня выплёскивает. Держит и не даёт остраниться.
Покусывает мои плечи. Двигает членом, даже кончив.
— Моя… Теперь вся. Слышишь? — хрипит на ухо. — Только я тебя иметь буду. Усеки это. Убью каждого, кто притронется. Похуй кого. Убью… Ты — моя до гроба.
Глава 100. Зверь
Выдоила яйца досуха, маленькая моя. Стояк сошёл, но в башке до сих пор долбёжка сочная звучит. Не выдержал. Сорвался. Присвоил последний бастион, млять. Узкий тоннель её задницы идеально тесный для моего ствола. За такие дырки зачётные нужно наказывать по закону. Это же соблазн. Греховное искушение. Уже хочется прижать её к стене, распластав, и так, стоя, нанизать на кол. Чтобы сама чётко ягодой двигала вперёд и назад. Я бы её сиськи роскошные одной рукой мял, а второй звезду текущую наглаживал. Трогал бы всюду.
Моя собственность.
Моя вещь. Моя женщина. Хочется на ней клеймо во весь рост поставить. И коконом накрыть непроницаемым, чтобы никто, никогда и никак.
Моя только. За посягательство любого убить без промедления хочется.
Я и так скрыл. Ото всех посторонних глаз. В доме охраны натыкано, как в бункере президента. Даже больше. Шагу в сторону ступить не получится без надзора.
Только надзор этот, блять, весь с яйцами и с херами. Стопудово у них стояк на мою Малую. По-другому быть не может. Чё, млять, всех охранников евнухами сделать, чтобы нечему было стоять на мою женщину?
Малая к себе манит, как ловушка. Не выделывается. Одежду закрытую носит. А всё равно её хочется. Как ни одну другую. Кажется, эта хрень феромонами зовётся. Они у неё чисто блядские, манящие. Как сирена.
От одного запаха только слюни хочется пустить, глаза закрыть. Однако хер сам к ней приведёт. Стопудово.
Мысли и эмоции — на разрыв аорты. Сердечная мышца едва с напором справляется.
Ревную ко всем. Вынужденная разлука. Я Малую реже всех остальных видел. Ото всех закрыл, но ещё больше закрыть хочется. Куда уж больше…
Я её сейчас вижу сытой и довольной. Глазки снова блестят изумрудной зеленью. Переливаются и слепят. Ранят. Прямиком под дых её взгляд ударяет.
