Ознакомительная версия. Доступно 23 страниц из 113
Князь вспомнил последний разговор с Ольгой. Он тогда в третий раз за седмицу застал выходящим из терема христианского пастора. Князь проводил его недобрым взглядом.
– Гляжу, зачастил к нам сей черноризец, – недовольно молвил он Ольге за обеденной трапезой.
– Это не черноризец, то бишь, не простой монах, а святой отец, пастор Бремер, он посланец самого Папы! – ответствовала княгиня с плохо затаённой обидой. – Лепше сходил бы на его проповедь, послушал богослужение, глядишь, душой бы и помягчел…
– Мне он не святой, и не отец тем более, я его вдвое старше! – сердито ответил жене Игорь. – А ты, я гляжу, уже «помягчела» от его молитв, добротой от тебя так и веет!
– Да ты же не был на богослужении ни разу, не слышал, какие слова вещает отец Бремер, как речёт о доброте и любви божеской…
– Ты ходишь на его проповеди, и ходи себе, а я веру предков моих и души их светлые, что на меня из Ирия синего глядят, на красные слова чужеземных лис менять не сбираюсь! – Прервав излияния жены, решительно заключил князь, вставая из-за трапезного стола и с шумом отодвигая тяжёлое резное кресло.
– Погоди, Игорь, это гордыня в тебе говорит, а ты попробуй, усмири её, покайся перед богом, иначе загубишь душу свою, навеки ведь загубишь! – тоже быстро вставая из-за стола и хватая мужа за рукав, мгновенно сменив раздражение и гнев на мольбу, проговорила Ольга. – Грех это великий, не чтить бога Всевышнего! К тому же на равных станешь с другими князьями и королями, как их собрат по вере.
Игорь остановился, несколько удивившись столь быстрой перемене в поведении жены.
– Не реки мне того, о чём сама не ведаешь. Я знаю, как кромсают друг дружку князья да короли в похваляемой тобою Европе, да и в Визанщине травят, да заговоры творят один супротив другого христолюбивые братья по вере. – Князь внимательно поглядел на жену и ей показалось, что так он никогда ещё на неё не глядел, потому что во взоре этом была какая-то ранее незнакомая спокойная сосредоточенность и уверенность. – А ты, гляжу, свою, как ты речёшь, «гордыню» уже научилась смирять, когда надо. – Ольга почуяла себя неловко под его взглядом, показалось, что Игорь пытается узреть её тайные мысли. Потом он заговорил, негромко, но с таким нажимом в голосе, что по телу невольно побежали неприятные мурашки.
– Запомни, Ольга, я скоро сих лис папских из Киева изгоню, как дядька Ольг изгнал когда-то греческого митрополита с епископами! Чтоб сидели они впредь в своём Искоростене и носы свои хитромудрые в Киев не казали, и смуту никакую не чинили, ибо до них в граде стольном тихо было, и никакой розни по причине разных богов не было от времён Аскольда, когда тот начал силою крестить Русь в веру визанскую.
Уста Ольги сжались в тонкую линию, очи воспылали гневом, однако она ни слова более не молвила в ответ, только повернулась и величаво покинула трапезную.
Пробыв два дня в гостеприимном тихом лесном уголке, стали сбираться в обратный путь. Любава никак не желала отпускать князя, всё льнула к нему, а когда он, одевшись в походную одежду, шагнул к двери, со слезами повисла на его крепкой шее.
– Ну, что ты так убиваешься, Любавушка, приеду я скоро, вот только разберусь с делами, и приеду.
– Тревожно мне, страх, как тревожно! – всхлипнула младая жена, не отпуская шеи князя.
– Не плачь, всё добре будет! – крепко, но нежно обнял её Игорь, а у самого отчего-то сжалось сердце. «Старею, видать» – подумалось князю.
Глава десятая
Число перехода
Во дворе, где за два дня нежданно потеплело, и восходящее солнце всё не могло выпутаться из тяжёлых белесых туманов за лесом, чуткий Борич глядел вокруг, прислушивался к голосам птиц, и очи его выражали некое беспокойство, но по обыкновению своему он никому ничего не говорил. Только вдруг схватил за рукав тёплого кафтана, одетого поверх кольчуги, одного из своих десятников и неожиданно молвил:
– Молви мне число любое, борзо, не думая!
– Девять, – растеряно ответил десятник, не понимая, чего чудит его начальник.
– Девять, – пробормотал про себя старый воин. – Переход, число перехода… куда и кому?
В это время вышел из терема князь, и оба десятка взлетели в сёдла.
– Ну, бывай, брат Селезень, береги Любаву с дочкой, – велел князь охоронцу, выезжая из широко открытых ворот укромного лесного терема. Селезень был высок ростом, крепок телом и молчалив. Родом он был из варяжской семьи, его дед дружинником пришёл в Киев вместе с князем Ольгом. А имя своё получил за привычку, прислушиваясь к говорящему, подобно вожаку утиного стада, поворачивать голову на жилистой шее, продолжая при этом глядеть на собеседника внимательным оком. Сам Селезень и трое из его подчинённых были воинами личной сотни князя, а остальные семь воинов охороны, повара, конюхи и прочие работники обширного хозяйства, были набраны из местных древлян.
На прощальные слова князя Селезень, по обыкновению, только кивнул, приложив десницу к шуйской стороне груди, что означало и сердечное расположение, и верность, и обещание исполнения наказа.
Когда последние княжеские охоронцы выехали из ворот, Борич в последний раз оглянулся и увидел плачущую Любаву, Селезня и работников, уже готовых закрывать ворота. Отчего-то холодок пробежал у сотника внутри. Только когда ворота закрылись и он, обогнав свой небольшой отряд, поравнялся с князем, ехавшим впереди, Борич понял причину сего холодка: «Любава, Селезень, трое киевских охоронцев, старый Мотыль, охоронец и конюх из местных, и ещё один помощник, – так это же девять, снова девять»! – Сотник утёр отчего-то взмокшее чело и, кликнув десятника, велел ему выслать передовой дозор.
Возвращался князь с малым своим отрядом той же дорогой. На душе пуще прежнего было одновременно тревожно и радостно. Солнце поднималось неспешно, всё не желая расставаться с серой облачной кисеёй, и потому свет был приглушённо-рассеянным, как под водой, средь багрянца последней листвы и вечной зелени сосновых лап. Послышался стук копыт, и вскоре подскочили двое дозорных.
– Там древляне, рекут, из Искоростеня, возмущены, княже, что ты снова пришёл за полюдьем, которое совсем недавно уже было собрано тобой и Свеном, – доложили воины.
– Они что, мухоморов объелись или брагой обпились, откуда про полюдье-то взяли? – рассержено рыкнул князь и пришпорил коня. Приближаясь к толпе конных древлян, одновременно с нарастающим гневом Игорь ощутил неприятный укол в сердце: про то, что поехал вроде как «дособирать» дань, он сказал только воеводе…. Выходит, что… – догадка кинжальным сполохом резанула внутри, обдав сразу хладом и жаром.
– К бою, – кратко бросил он Боричу, вынимая меч из ножен. Краем ока Игорь заметил, как ровным полуколом охватывают его отряд воины на крепких конях, чем-то неуловимо отличные от древлян. Это было последнее, что видел старый князь перед боем, – дальше началась схватка, не на жизнь, а на смерть, кровавая и беспощадная. Игорь ощутил это с первых же мгновений, когда узрел неведомых противников, лики которых были почти скрыты под кожаными и железными масками. Вступив в яростное единоборство, князь лишь урывками зрел искажённые злобой очи, кровь на челе и кольчуге, чуял лязг клинка о клинок, о щит, ещё удар, и ещё кровь. Он давно так не дрался, – легко, отчаянно и дерзко, почти как в молодости, когда княжеские заботы лежали на широких плечах дядьки Ольга. Узрел, как пал от вражьего удара молодой стременной, а потом верный Борич, чело которого залилось кровью, вдруг завалился набок. Почуял удар в шуйское плечо, узрел всполох чёрно-красной тьмы, ощутил своё непослушное тело, и десную руку, будто из мякины, которая вздымается, чтобы встретить новый удар, и не успевает…
Ознакомительная версия. Доступно 23 страниц из 113
