Вот и сейчас, совсем рядом с Берией, невысокий китаец держит на плече маленькую русскую девочку в красной ветровке, а другой мужчина — смотрит на ребёнка нежно и ласково… Отец, понятное дело.
Берии было как-то непривычно видеть на фронтоне Мавзолея только одно имя… Но ведь это же ерунда?
Если дорогое имя Сталина высечено не на черном граните, а в его живом, трепещущем сердце?
Перезвон курантов, чёткий ритм шагов.
И вдруг, как грязная клякса на листах священной книги, — истошный бабий визг:
— За нашу и вашу свободу-у-у…
…Иннокентий был вовсе не дурак. Он вот взял и подумал — а как же это листовки разлетятся, когда он кнопку нажмёт? Они же туго свернуты в продолговатые цилиндрики, вшитые в пояс. А пояс надет на голое тело! А сверху пояса — застегнута рубашка! Она же мешать будет! Эх, не продумали до конца, а еще заграница…
И поэтому Иннокентий широко распахнул на себе рубашку, ту самую, белую, с чёрной траурной полосой на воротничке, чтобы дать возможность разлететься словам справедливости…
Видимо, дежурный милиционер не зря волок службу на главной площади страны.
С криком:
— Лёха, вали шахида! — он сшиб с ног китайца и девочку, прикрывая их собой… Просто работа у него такая. Ничего другого он сделать уже не успевал.
Его напарник Леха, выдергивавший из кобуры застрявший «Макаров», однако, к террористу тоже уже не успевал…
И тогда Лаврентий Павлович, обгоняемый верным Заспановым, который тоже не успевал, — подкатом сшиб с ног сумасшедшего, что-то невнятно визжащего, плюющегося отравленной слюной интеллигента…
Накрывая его сверху своим телом.
…С борта самолёта, заходящего на посадку в Домодедово, Серго Гегечкори краем глаза вдруг уловил где-то в центре Москвы мгновенный красный проблеск…
Что-то сердце кольнуло, да?
Место, которого нет. Вне времени…
Лаврентий Павлович открыл глаза и тут же их опять смежил…
Потому что любование окружающим пейзажем могло доставить удовольствие только завзятому последователю Захер-Мазоха.
Цветущий сад, говорите? С голубыми розами?
А заболоченную равнину, покрытую красно-коричневой осокой, над которой стелился унылый сизый туман, не желаете?
Больше всего ЭТО походило на окрестности «НорильскЛАГа»… а вот, кстати, сквозь туман что-то проступает… и запах такой знакомый, серой шибает… не Медный ли это Завод НГМК?
Эк, меня занесло, отвлеченно подумал Лаврентий Павлович… А может, просто лежу я сейчас с разорванной брюшиной, на мои начищенные ботинки вытекает, ароматно воняя калом и мочой, содержимое кишечника… А это — мой предсмертный бред?
Дада шени. Не могло пригрезиться напоследок что-нибудь приятное… Например, та же Маша из посёлка Коренёво. С большими сиськами. Посмотреть бы хоть на них напоследок..
При мысли о Маше и её причиндалах Лаврентий Павлович вдруг ощутил некоторое, как ему казалось, давно забытое шевеление… В глубине души, да.
«Интересное явление, — шлёпая вмиг промокшими ботинками по неглубокому, но очень холодному болоту, думал Берия. — Испытывает ли эрекцию умирающий? Вот при асфиксии, конечно, да… но меня вроде разорвало? Или я своими собственными лёгкими подавился? Ха-ха. Если я не ошибаюсь, здесь где-то должна быть заводская узкоколейка… а вот, кстати, и она!»
Действительно, перед ним возникла серая полоса отсыпанного из гранитной щебёнки невысокой насыпи.
По ней навстречу Берии, сопя и отдуваясь, двигался странный паровозик, тащущий за собой длинный хвост тёмно-зелёных думпкаров.
«Чем же он кажется мне странным», — прикинул Лаврентий Павлович и тут же сообразил, чем…
Длинный шлейф тяжёлого маслянистого дыма из широкой трубы оседал обочь насыпи — и тут же формировался в нагие мужские и женские тела, которые, торопясь, скользя и падая, догоняли медленно ползущий состав и, отталкивая друг друга, лезли по металлической лестничке в паровозный тендер.
Как интересно! Непрерывное безотходное производство! Однако же, как быть с законом сохранения энергии? Откуда-то полезная работа берется?
— А это их жир горит! Который эти безобразники при неправедной жизни накопили, — из рубки паровоза, через окошко, под которым тускло сияла надпись УАПЖДТ[110]— к Лаврентию Павловичу склонилось закопчённая физиономия машиниста, ничем не отличающаяся от обычных лиц земных паровозников, кроме пары некрупных рожек под мятой форменной фуражкой (впрочем, если машинист отправляется в рейс, не факт, что их у него нет? — ну, вы меня поняли?), — залезайте ко мне, товарищ! Вам, верно, надо в Управление…
Обескураженный Берия — значит, это всё же не рай — полез было на паровоз…
— Ты куда лезешь?! — рогатый машинист отпихнул ногой голого грешника прибалтийской наружности, пытавшегося влезть в рубку вслед за Берией, — тебе, ирод, надо в тендер! Ишь, как пушку авиационную продавать, так всё сразу понимаешь, а как в топку лезть… одно слово, Вилкат!
Послушный прибалт соскочил на насыпь, чтобы спустя малое время появиться в ней со стороны тендера, и, извинившись, бочком протиснуться мимо Берии к топке, после чего, кряхтя, полезть ногами вперед в ее пылающую глубину…
…Меж тем поезд приблизился к громыхающему, грозно гремящему, блистающему яростными огнями скоплению заводских корпусов.
По широким улицам между ними степенно ходили, сновали, рысцой пробегали люди, не совсем люди и совсем уж нелюди — настолько удивительной внешности, что Лаврентий Павлович только головой качал!
У высокого, с дорическими колоннами здания типичной для Сталинской эпохи архитектуры (похожего на Норильский филиал Красноярского политеха) паровозик притормозил. Кивнув на прощание весёлому рогатому машинисту, Берия с некоторой осторожностью ступил на полированные ступени чёрного диабаза. «Ага — поднимешься, а там»…
А там, в просторной приёмной, обшитой чёрными дубовыми панелями, за столом с четырьмя чёрными телефонами сидела и отчаянно колотила по клавишам чёрной пишмашинки симпатичная рыжая ведьмочка.
Натуральная причём рыжая, а не крашеная, как легко убедился Лаврентий Павлович, ибо она была обута в лакированные, зелёной кожи, туфельки… Более ничего на её вполне пропорциональной фигуре, вид которой не портил даже широкий белый шрам поперёк горла, из одежды не наблюдалось.
Вдоль черных стен, на венских стульях с высокими чёрными спинками сидело несколько чудищ самого удивительного вида…
Наиболее привычным из них выглядел лохматый чёрный кот с кожаным чёрным потёртым портфелем в передних лапах.
Кот, увидев Берию, весьма противным мяукающим голосом тут же и прогундел:
