то десять тысяч — это очень много.
— Тогда мы и заключили договор. Сперва с Сургатом… по одиночке не вышли бы. И оба это понимали. Слово он дал. И держать будет. Даже такое дерьмо душой рисковать не станет.
— А дерьмо? — уточняю на всякий случай.
— Первостатейное. Мозырь не лучше, но как-то… привычней, что ли? Он купеческой натуры. Ради выгоды любого удавит, но и зазря куражиться не станет, понимает, что с тощей коровы молока не надоишь. А Сургат с придурью. Любит власть свою показать и покуражиться. Но до недавних пор тихо сидел, не высовывался. И Мозыря побаивался. А тут вот осмелел вдруг. С чего?
Вопрос был адресован явно не нам с Метелькою. И я потянулся к пирожным.
— Давно уж слухи ходили, что по прежним-то временам Сургат срамным делом подрабатывал… и не с бабами, — Еремея аж перекосило.
— А это как… вообще… ну… с честью воровской… — я пытался сформулировать, потому как там, дома, с человеком, которого бы заподозрили в подобном, ни один приличный бандит за стол не сядет, не говоря уже о делах всяко-разных.
Еремей же глянул на меня, как будто ляпнул я дурость несусветную, а потом вовсе заржал, откровенно так.
— Честь… воровская… скажешь тоже… сразу видать, благородная кровь… Савка, какая честь у этого отребья? Нет, они там могут присочинить, но правда в том, что если за тобою сила, то все вокруг хвосты подожмут. А стоит оступиться, так всякое вспомнят, и что было, и чего не было. Я ж о другом… Мозырь этого ублюдка не так просто к себе приблизил, а потому, что знакомства у Сургата остались весьма полезные во всяких делах.
Верю.
Он не просто урод. Там, на другой стороне, он маску сменил и ловко так, будто не было того, другого, полупьяного полуголого и желающего шокировать. А значит, масок у Сургата множество.
И настоящее лицо среди них он, может, и сам потерял.
— Слушок пошёл, что покровитель у него появился. То ли старый возвернулся из столицы, то ли новый, главное, что такой, с которым и Мозырь связываться не рискует. Он весьма беспокоен сделался в последние дни. И полынью эту рассчитывал найти, чтоб уж её предъявить своим… покровителям. Полезность свою показать.
Надо же, ничего не меняется. Мир другой, а принципы те же.
— Он бы не пустил Сургата, — приходит понимание, которое я и озвучиваю. — К полынье. Зачем, если хотел взять её сам.
— Именно. Я тут с людьми кой-какими перекинулся словечком… так вот, Мозырь вчера как уехал, так и не вернулся. И видеть его никто не видел. Зато Сургат держится вольно. И это плохо… очень плохо.
Потому что Мозыря скорее всего и в живых уже нет. Объявлять об этом не станут, во всяком случае пока Сургат нужные нити не подберёт.
И не уберёт тех, кого полагает опасным.
Еремея?
Тронет или нет?
— Думаешь, он захочет…
— В том и дело, что с ним тяжко понять, чего же он захочет. Но из города придётся уйти… я его не могу убрать. Клятва в обе стороны держит.
— А… он?
— И он меня.
Паритет стало быть.
Глава 36
Глава 36
«Наметилась очевидная и крайне вредная для общего дела тенденция использовать так называемые рабочие и крестьянские школы не для обучения грамоте, как сие было задумано изначально, но для вовлечения трудящихся в революционную деятельность. Это ставит под угрозу саму идею всеобщего народного образования, к которой и без того в сферах высших относятся с немалой подозрительностью. Так в течение последнего полугодия из опасений попасть в поле зрения Пятого отдела, только в Литейной части Петербурга были закрыты четыре школы, в том числе и общественная, организованная до того купцом Курянниковым…»
«Народная воля», письмо-обращение к братьям
— Ты потому откровенничаешь?
Если уж пошёл такой разговор, то стоит спросить напрямую. Еремей не тот человек, который будет в игры играть.
— Потому. Чем больше знаешь, тем больше шансов, что даже если меня не станет, то выберетесь.
Врёт.
И знает, что без него не выберемся. И я вот знаю. И Метелька.
— А если я его вальну? — Метелька сжимает кулаки. — Подойду и…
— Так он тебя и подпустил. Да и не обманывайся. Тебе до него далёко. Он хороший боец. Дурной, но хороший, — Еремей ерошит волосы Метельки. — Так что не думай даже.
— А из револьверу? У тебя ж есть револьвер⁈
Подзатыльник обрывает пламенную речь.
— Дурак и с револьвером дураком останется. Только с револьвером, — высказался Еремей преглубокомысленно. — А на твоем лбу написано, что ты ещё тот дурень.
Метелька обиделся.
— Ешь вон и слушай. А то я уже и так притомился говорить… Сургат, хоть и дерьмо склизкое, но в ближайшие дни ему крепко не до вас будет. Неспроста он прикрывается распоряжением Мозыря, говорит, что отъехал тот. А что Мозырь мне за вами приглядывать поручил, это все знают. Как и что у него на тебя, Савка, планы были.
Поэтому нам и позволено было уйти.
Начни Сургат конфликт, то и Еремей бы не удержался. А он, сколь понимаю, авторитет у местных имеет немалый. И ещё вопрос, чем бы прямая стычка завершилась. Да, убивать Сургата Еремею нельзя, как и ему Еремея, но… это Еремею. А там людей хватит. И многим, полагаю, Сургат давно поперёк горла стоит. А высокий покровитель, где бы он ни был, в бандитских разборках мараться не станет.
Дерьмо.
Нет, ну вот мир другой, а дерьмо всё то же. И главное, что случалось мне бывать в разных ролях. И шестёркою, которая дальше своего носа ни хрена не видит, и рукою Матвея, и тем, кто место чужое занял. И
