«дела о подозрительных смертях в Центральном Токио». Рика постоянно сидела за компьютером, и из-за этого нервы обострились до предела. Настолько, что она не хотела никого видеть. Отправила сообщения самым близким, что по обстоятельствам, связанным с работой, не может пока выходить на связь. Рика чувствовала: рядом с близкими все ее внутренние блоки пойдут трещинами, и, потеряв контроль над эмоциями, она развалится на части. На рабочие письма, а их в ящике скопилось немало, она тоже не отвечала. С таким подходом и до увольнения недалеко, но это ее нисколько не тревожило.
Но о деле Манако она все равно думала. Скорее всего, Кадзии Манако не удастся избежать пожизненного срока. Новое обстоятельство — случайно обнаруженная запись Ямамуры — большого веса не имеет. Судьи особой симпатии к Манако не испытывают, и по здравом размышлении, новое интервью этой женщины только расставит точки над i: интриганка ни перед чем не остановится, чтобы добиться своей цели.
И все равно Рике было больно. Она не могла понять, почему жертвы Манако не обратились за помощью, когда были загнаны в угол. Что это за гордость такая, когда речь идет о твоей жизни? Сестра Ямамуры — разве она осталась бы в стороне? Сама Рика всегда была уверена, что непременно будет искать поддержки, если случится что-то экстраординарное. Случилось. И теперь она забаррикадировалась у себя в квартире, ковыряя болячки и в прямом, и в переносном смысле. Стоило подумать о том, что Рэйко или Синои, которые знали о всех ее шагах в деле Кадзии, увидят, в каком она состоянии, как внутри все сжималось, а кожу обдавало жаром. И Рэйко, и Синои приняли протянутую Рикой руку помощи, но, возможно, это они поддерживали ее все это время, а не наоборот. Рике было стыдно, хотя она понимала, что не должна испытывать стыда.
Прошел еще один день и еще. Даже в беззаботные школьные годы Рика не проводила столько времени вот так, ничего не делая. Если подумать, у нее и хобби-то толком нет. В животе было пусто, но есть не хотелось; лишь потому что «надо», она запихивала в себя какие-то йогурты, купленные в супермаркете.
Рика перевернулась на другой бок, подтянула колени к груди, и ее пальцы коснулись чего-то шершавого. Ага, болячка. Затянутая коричневой корочкой, которую так и хочется содрать. Рика уткнулась взглядом в коленку. Подумала, что болячка похожа на зажаристый бекон. Неслучайно тот ребенок заявил, что корочки вкусные. Так и есть, она и сама в детстве и корочки сдирала, а потом тянула в рот, и ногти грызла с упоением. А как-то во время похода засунула в рот камушек из любопытства. Мать заметила и в панике заставила выплюнуть.
Рика подцепила корочку ногтем, всю содрать не получилось — только кусочек. Она внимательно его рассмотрела. Темная, запекшаяся кровь. Отец пытался покончить с собой, но не получилось: он умер «естественным путем», хотя вряд ли так можно назвать инсульт. И все же кровь натекла на пол. Рика — папина дочка, у них даже кровь одной группы. И внешность, и склонность к полноте, и неумение заботиться о себе — во всем она похожа на отца.
Она осторожно куснула корочку. Вкус железа и почему-то пота. Коленке вдруг стало горячо. Опустив голову, Рика обнаружила, что по ноге стекает струйка крови. Зря она расковыряла болячку. Рика вдруг заметила, что в комнате темно. Не как ночью, но все равно темно. А сколько сейчас вообще времени?
Надо встать и сменить испачканную простыню. Она резко поднялась, и в глазах потемнело, пришлось постоять немного, опираясь о спинку кровати, потом подошла к окну и открыла его. В лицо ударил неожиданно теплый ветер. Подышав, Рика направилась в кухню. Нужно что-нибудь съесть. Пусть аппетита и нет, нужно восстанавливать силы. В холодильнике обнаружилась только пачка масла. Рика отрезала от бруска тоненькую пластинку и положила на язык. На мгновение языку стало холодно, но затем масло согрелось и растаяло, увлажнив пересохший рот. Рике было приятно, а масло, как всегда, поразило богатством вкуса — еще одно доказательство того, что она еще жива, раз ощущает вкус.
Да, она похожа на отца, но она — другая. Она нашла в себе силы встать с кровати, она способна найти себе еду. Способна ощущать вкус еды. И на помощь сможет позвать. Пусть это будет эгоистично, неправильно, пусть она забудет о гордости — не важно.
В контактах телефона Рика нашла имя, которое не вычеркнула только потому, что они были связаны по работе. Терять ей нечего, и даже получить отказ не страшно, решила она, и дрожащими пальцами набрала сообщение в Line.
«Извини, ты не мог бы привезти чего-нибудь поесть? Если не получится — можешь не отвечать».
Чтобы восстановиться, ей предстоит долгий и утомительный путь. Преодолеть его получится лишь маленькими шажочками, выставляя перед собой небольшие цели и достигая их. Первой цели она достигла — переступила через свою гордость и позвала на помощь.
Рика сама не знала, сколько пролежала на кровати, пока не раздался звонок в домофон. Она открыла глаза и взглянула на часы: одиннадцатый час, и теперь уже совсем темно. Стоило приподняться, как живот скрутило. Рика сморщилась от острой, колющей боли. Изо рта наверняка пахнет, однако времени приводить себя в порядок, а уж тем более убраться в комнате уже нет.
Она включила свет и как была, в домашних шортах, пошла открывать дверь.
Мужчина, стоящий на пороге, вдруг показался ей незнакомцем. Полотенце, накинутое на полноватую шею, тесная футболка с фотографией улыбающейся девушки-айдола.
— Сегодня был выпускной концерт Мегуми. Я прямо оттуда, не успел переодеться, — пояснил Макото.
Рика хотела переспросить: «Она же тебе не нравится больше?» — но промолчала.
Макото разулся и пошел в кухню. Из рюкзака торчал край бумажного веера с фотографией Мегуми и логотипом группы. Он принес молоко, яйца и готовую смесь для блинчиков. Взял с полки кастрюльку, перелил молоко, высыпал смесь и разбил яйца. Все очень по-деловому.
Ему можно ничего не объяснять. Рика пробормотала: «Спасибо» и рухнула обратно на кровать. Самое простое действие — открыть дверь — отняло последние силы. Сквозь полудрему она слышала, как венчик бьется о стенки кастрюли. Вскоре разнесся сладкий аромат. Есть по-прежнему не хотелось, и к тому же Рика не понимала, почему Макото выбрал именно блинчики. Но она была благодарна за то, что он готовит для нее.
— Я в таком состоянии, что никого, кроме тебя, не решилась позвать, — сказала она. — Понимаю, это эгоистично, учитывая наше
