балконе жилого дома. Такая обыденность…
— Давайте я вызову полицию… — Наклонившись, она внимательно оглядела Рику. — А лучше, наверное, скорую.
Рика с трудом села и постаралась прикрыть разбитые колени — ей не хотелось пугать мальчугана лет пяти, прячущегося за спиной матери.
— Все в порядке, простите. Я сама виновата, не посмотрела на светофор. Похоже, ничего не сломано, так что я лучше доеду до дома на такси и там уже сама обработаю ссадины.
— Хорошо. Но вам не стоит сейчас слишком активно двигаться. Я поймаю вам такси. Вы далеко живете?
— Нет, не очень. Я правда в порядке. Простите за беспокойство…
— Да что вы, не стоит извиняться. Мой сын вот постоянно в синяках ходит. Глаз да глаз за ним. Не успокоится, пока с кем-нибудь не подерется.
Женщина говорила нарочито беззаботно — наверное, старалась отвлечь Рику. Достала из сумочки влажные салфетки и протянула ей. Затем повернулась к дороге и стала голосовать.
— Корочки будут…
Прозрачные, словно родниковая вода, глаза мальчика были прикованы к ссадинам Рики. Ребенок совершенно не выглядел испуганным: в том, как он, затаив дыхание, смотрел на нее, проглядывала скорее… Зависть? Рика удивленно моргнула.
— Перестань! — строго сказала мать. — Простите. Он ужасно любит сковыривать корочки с болячек. Представляете, даже у друзей пытается сковырнуть.
Голые ноги мальчика и впрямь все были в розоватых шрамах — видимо потому, что он не давал болячкам заживать.
Мальчик прошептал Рике на ухо, словно секретом делился:
— Корочки очень вкусные.
Рика с изумлением уставилась на мягкое, нежное личико ребенка. У бордюра остановилось такси. От всего сердца поблагодарив женщину, Рика залезла на заднее сиденье.
В салоне сильно пахло ароматизатором. Пожилой водитель бросил на нее осторожный взгляд через зеркало. Чтобы не запачкать сиденье кровью, Рика вытащила носовой платок, намереваясь стирать капли. Мать с сыном приветливо замахали ей, а Рике едва хватило сил кивнуть им напоследок. Когда такси пересекло реку, Рике показалось, что громада «Небесного дерева», телевизионной башни, заваливается прямо на нее. Она зажмурилась и, кажется, ненадолго отключилась.
Примерно через полчаса такси доехало до большого супермаркета поблизости от дома Рики — в нем была и аптека. Стараясь не думать о том, как она выглядит, Рика купила антисептики, бинты и пластыри. При мысли о еде начинало тошнить, но нужно было запастись продуктами. Вряд ли у нее найдутся силы, чтобы пойти в магазин в ближайшее время, а обращаться за помощью к друзьям не хотелось — не хотелось, чтобы они утешали ее, говорили что-то подбадривающее. Стоило подумать о грядущих одиноких ночах, как в груди зашевелился страх. Рика поспешно огляделась по сторонам, надеясь отвлечься на что-нибудь, и ее внимание привлек свет откуда-то из глубины супермаркета.
Толкая перед собой тележку, а скорее, опираясь на нее, она добрела до стенда с молочными продуктами, и взгляд сразу остановился на знакомых коробочках с синим логотипом. Кто бы мог подумать, что элитное французское масло Échiré будет продаваться в обычном магазине. Да еще и по цене меньше тысячи иен за килограмм. Более того, на полках полно других брендов. Масло — какое хочешь: сладкосливочное, кислосливочное, соленое, несоленое… А ведь еще пару месяцев назад масло было сложно отыскать и продавали одну пачку в руки. Все меняется с поразительной скоростью.
Какое-то время Рика потрясенно стояла в круге белого света, льющегося с полок.
* * *
Впервые за десять лет жизни в своей крохотной квартирке Рика заметила, какой тут странный потолок: низкий и давящий. Все вокруг вдруг стало неустойчивым, словно карточный домик. Да еще казалось, что стены сближаются, сокращая пространство, вот-вот схлопнутся. Рика закрыла глаза. Спать не хотелось совершенно, но и поднять себя с кровати было непосильной задачей. Точнее, вставать не было желания.
Шеф дал ей неделю отпуска, на четвертый день должно было состояться занятие в «Салоне Миюко».
Рика долго колебалась, но в итоге решила пойти, причем одна. Рэйко написала ей: «Я за тебя беспокоюсь, давай пойдем вместе», но Рика настояла, что сопровождающие ей не нужны.
Когда она нажала кнопку домофона и робко назвала свое имя — ненастоящее, из динамика послышался мягкий голос мадам:
— Вас ведь зовут не так, да? Прошу, ступайте домой.
— Простите, могу я хотя бы тетрадь вам вернуть?.. — обливаясь холодным потом, пробормотала Рика.
— Оставьте ее себе. И пожалуйста, не приходите сюда больше. Оставьте нас всех в покое. Вашей подруге тоже передайте: мы не желаем вас видеть, — ледяные фразы, а фоном — звенящая тишина, в которой легко читалось презрение женщин, которые сейчас стояли рядом с мадам.
Какая изощренная месть… Интересно, с какого момента Манако начала планировать все это?
Прошлым вечером Рика с опаской вбила свое имя в поисковик браузера. Как и ожидалось, ее захлестнул поток грязи. Интервью, которое она недавно давала по работе, когда горел номер, загрузили на сайт издательства, и теперь ее фотография расползлась по Сети.
Рику поразило, что критиковали не то, что она рассказывала о своей работе, а ее фигуру и внешность. Она не считала себя «жирдяйкой» и «неряхой», и уж точно не ожидала прочитать что-то подобное. Истеричные комментарии трубили о том, что женщине, работающей в паблике, нельзя так запускать себя. И вообще женщина, пренебрегающая макияжем, одетая кое-как, к тому же такая толстая, наверняка страдает какими-то отклонениями. Толстая? А что же Манако? — Манако стала героиней: сколько в ней смелости, уверенности в себе, даже тюрьма не сломила эту роскошную женщину. На форумах также делали предположения, что Рика влюбилась в Манако и пыталась самоутвердится за ее счет, а гремучую смесь обожания и ненависти к Манако породили ее, Рики, комплексы.
Больше всего задевало то, что резкие высказывания критиков далеко не всегда были беспочвенными. Да, Рика не обращала особого внимания на свою внешность, да, она поправилась, да, на каком-то этапе она подпала под обаяние Манако, возможно, стала смотреть на мир ее глазами… Рика всегда считала себя толстокожей, равнодушной к тому, что о ней думают другие, но теперь вдруг выяснилось, что это не так — просто она никогда еще не сталкивалась с таким ядовитым негативом. С каждым новым прочитанным комментарием голова болела все сильнее — вот-вот расколется, внутри все горело, однако она не могла оторваться от экрана, сидела и читала все эти гадости.
Когда первая волна нападок осталась позади, на душе стало как будто легче. Чем больше ее обсуждали и критиковали, тем менее личными начинали казаться эти пересуды. Ее «я», ее чувства, воля, само ее существование словно исчезали и превращались в очередной эпизод
