Потери практикуй; но не всегда,Однако, стоит сильно расслабляться:ключи, вот, исчезают без следа.Потом – теряй людей, и города,в которых любишь с ними ты общаться, —потеря эта тоже не беда.Часы от мамы потеряла. Дас последним домом мне пришлось расстаться.Научишься потерям без труда.Я многое теряла навсегда,и даже материк; могу признаться,и это, оказалось, – не беда [108].
Наима молчит. Ифрен улыбается ей:
– Никто не передал тебе Алжир. А ты как думала? Что страна у тебя в крови? Что кабильский язык запрятан где-то в твоих хромосомах и проснется, как только ты ступишь на алжирскую землю?
Наима хохочет: именно на это она надеялась, так и не решившись сформулировать даже мысленно.
– Что нам не передают, то мы теряем, вот и все. Ты отсюда, но здесь не твой дом.
Она открывает было рот, но он тут же перебивает ее:
– Нет, пожалуйста, пожалуйста. Не поступай как все эти французы, которые возвращаются в страну на каникулы, и поди им скажи, что они не алжирцы. Ты понимаешь, о каких людишках я говорю?
Наима вспоминает Мохамеда, выступающего хранителем потерянной страны, в которой он никогда не бывал, и кивает.
– Поди пойми, чего они хотят. Жалуются, что во Франции им не дают быть французами, что слишком силен расизм. Но стоит нам сказать им, что они французы, они так и взвиваются: я, мол, такой же алжирец, как и ты. И назовут тебе десять названий деревень, десять имен улиц.
Он прерывается, чтобы перевести дух, и продолжает мягче:
– Всем, о ком я говорю, на роду написано разрываться. Когда они рождаются, Алжир говорит: «Право крови: они алжирцы». А Франция говорит: «Право земли: они французы». Так что всю жизнь они сидят меж двух стульев, и это совершенно официально. Но ты… не строй из себя алжирку, если не хочешь вернуться в Алжир. К чему это?
Она молчит, умиротворенная, счастливая, что он сам догадался о том, чего она не смогла сказать Мехди и тем более Рашиде: что ей – по крайней мере, пока – не хочется возвращаться. Но ведь бывают состояния, которые можно выразить только противоречивыми и сиюминутными высказываниями, и она ловит себя на мысли, что ради него, золотистого человека, понимающего ее молчание, вернуться ей, может быть, однажды захочется.
Когда пароход покидает алжирский порт, она не знает, глядя на кажущийся таким белым город, прощается ли с ним навсегда или просто говорит «до свидания».
• • •
Пришли дяди и тети, и квартира, когда-то полнившаяся их детскими криками и беготней, кажется, уже не может вместить всех. Кухня на грани апоплексического удара, но что с того: все теснятся и толкаются, чтобы занять место за столом, поближе к Йеме. Они хотят быть на этой странной интимной церемонии – возвращении, только не Наимы, но Алжира. Через ее рассказы, ее фотографии, привезенные ею маленькие подарки вся страна вернулась в Пон-Ферон. Надо бы подправить карты: Средиземное море снова стало мостом, а не границей.
