Именно так обозвал меня Альберт Павлович, когда мы уложили едва живого водителя на заднее сиденье вездехода, ещё и повторил:
– Ну ты, Петя, и балбес!
– Чего это? – опешил я.
– Слышишь, рация бормочет? Уцелела, значит. Зачем ракету пускал?
Меня так и колотила нервная дрожь, вот и не сдержался, фыркнул.
– А вы позывные знаете? Я – нет. И мы где вообще находимся, а? На какой улице? У какого дома?
Альберт Павлович неопределённо хмыкнул, достал из кармана и разложил нож с длинным узким клинком – натурально танилийский стилет. Им он ловко распорол гимнастёрку шофёра, затем поводил ладонью по его груди и воткнул острие меж рёбер; потекла кровь.
– По крайней мере, теперь не захлебнётся, – пояснил консультант, продолжая придерживать бойца, потом спросил: – Что, Петя, думаешь, будто в самом аду побывал?
– А будто нет?
В ответ послышался негромкий смех.
– Это всего лишь выясняли отношения теоретики пятого и седьмого витков. Практики шестого от квартала и камня на камне не оставили бы. А то и от половины Кордона.
В темноте тут и там мелькали отблески начинающихся пожаров, сильно пахло дымом и озоном, и не хотелось даже думать, сколько людей пострадало от случайных выбросов сверхсилы. Усилием воли выкинул эти мысли из головы и уточнил:
– Вы с седьмого витка, он с пятого?
– Именно так, – подтвердил Альберт Павлович и передёрнул плечами. – Не сумел продавить его сразу. Должен был, но не смог, – с горечью добавил он. – Ну а дальше всё в продолжительность резонанса упёрлось. Двадцать две секунды разницы – это немало. Столько бы я против него на голом номинале не продержался.
Насколько я помнил, на пике пятого и седьмого витков выход резонанса был примерно одинаков и достигал то ли ста восьмидесяти, то ли ста девяноста килограммов тротилового эквивалента. По моим меркам – заоблачные цифры. Таким показателям даже завидовать не получается, слишком они нереальными кажутся.
– Ты сам как? – спросил вдруг консультант.
Я прислушался к собственным ощущениям и неуверенно произнёс:
– Да вроде нормально. Бывало и хуже. Или вас состояние моей психики интересует? Тогда у меня шок, нервный срыв, и я хочу обратно в палату с мягкими стенами.
Тут я душой нисколько не покривил: у меня и в самом деле особо ничего не болело, разве что немного припекало кожу там, где успела опалить загоревшаяся гимнастёрка. И да – в изолятор вернулся бы с превеликой охотой, только кто ж меня туда отпустит? Мы здесь таких дел наворотили, что теперь несколько дней объяснительные писать придётся. Успел уже с армейской бюрократией познакомиться.
– О-ох! – только и протянул Альберт Павлович. – Всё же высокая сопротивляемость – большое дело. Завидую белой завистью. Я-то себя столетней развалиной ощущаю. Давненько так паршиво не было.
– Ну да, ну да, – покривился я. – Мне с вами по способностям никогда не сравняться!
– У любой медали две стороны, – заявил консультант, прислушался к вою сирен и с облегчением перевёл дух. – Ну всё, это к нам.
Я скорому прибытию представителей закона откровенно обрадовался. На улицу уже высыпали местные жители, кто-то просто глазел и обсуждал случившееся, кто-то бегал с вёдрами и пытался тушить очаги возгорания. Слышались крики, матерная ругань и плач. В нас тыкали пальцами, но близко никто подходить не решался, даже люди в форме. Энергетический фон на месте схватки продолжал оставаться крайне высоким, тут неуютно было бы даже операторам, что уж говорить об обычных людях!
Ну а потом прикатили автоцистерны, и пожарные расчёты начали заливать огонь из брандспойтов. Следом подъехали сразу три грузовика с бойцами комендатуры, те встали в оцепление и начали оттеснять понемногу смелевших зевак. Медиков тоже долго ждать не пришлось. На одной из карет скорой помощи и повезли в госпиталь шофёра и меня с Альбертом Павловичем, заодно прихватив изуродованное тело Друзы; экипажи других остались на месте разбираться со случайными пострадавшими.
Консультант стребовал у фельдшера каких-то таблеток, проглотил их одну за другой и улёгся на лавочку.
– Этому ничего не колите, у него противопоказаний вагон и маленькая тележка, – предупредил он медиков, прежде чем закрыть глаза.
Ну мне и начали обрабатывать ожоги. И лишь когда наложили повязку на самый болезненный из них и накинули сверху плед, я вспомнил о Городце.
В машине с Альбертом Павловичем его не было. Тогда – где он? И что с ним? Жив ли?
– А Георгий Иванович…
Консультант понял меня с полуслова и вяло махнул рукой, перебивая.
– Да всё с ним в порядке. Покоптит ещё небо, попьёт нашу кровушку…
Вот уж действительно – как в воду глядел. Карета скорой помощи даже не поехала прямиком в госпиталь, сначала меня с Альбертом Павловичем забросили к зданию комендатуры. Только остановились, и внутрь через распахнувшуюся заднюю дверцу забрался капитан Городец собственной персоной.
Волосы с левой стороны у него оказались опалены, бровь и ус сгорели полностью, щёку и скулу до самого уха закрывала повязка, и я не удержался, присвистнул.
– На себя посмотри, – буркнул Георгий Иванович, откинул простыню с тела дознавателя и вздохнул. – Прикончил всё же… Жаль…
– Не я, – отозвался Альберт Павлович.
Капитан с нескрываемым удивлением указал на меня, консультант кивнул.
– Чудны дела твои, Господи! – не удержался Городец.
Я открыл и закрыл рот, изумлённый заявлением Альберта Павловича ничуть не меньше капитана. Но возражать не стал, промолчал.
– У нас тут раненый, вообще-то! – раздражённо напомнил фельдшер. – Освободите машину!
– На выход! – скомандовал Георгий Иванович. – И ты тоже! – добавил он мне. – Пошёл!
Пришлось вернуть плед и выбраться из автомобиля во двор комендатуры.
– И всё же – зря, – вздохнул там капитан. – Не нужно было его убивать.
– Ничего другого этот лживый ублюдок не заслужил! – выдал в ответ Альберт Павлович.
– Да-да-да, – покивал Городец. – А ещё он отбил у тебя невесту, что вообще ни в какие ворота не лезет!
На округлом лице консультанта не дрогнул ни один мускул, просто оно разом растеряло всю мягкость и стало походить на отлитую из гипса посмертную маску. Но лишь на миг, после сделалось прежним, будто и не было ничего.
– Я его не убивал, – повторил Альберт Павлович. – И формально Пётр тоже этого не делал. Он лишь осуществил принудительный вывод подозреваемого из состояния резонанса для его задержания и предотвращения противоправной деятельности, а смерть наступила вследствие допущенных последним нарушений в оперировании сверхсилой.
Капитан Городец глянул на меня и уточнил:
