— Я намерен оставить здесь круглосуточную охрану, с тем чтобы переместить ее в «Соловушки», если миссис Холлингсворт решит вернуться к себе.
— Думаете, она все еще в опасности?
— Возможно. В любом случае нам нужно не спускать с нее глаз. Она очень важный свидетель. Я полагаюсь на вас. — Барнаби откинулся на спинку стула. — Когда разберемся со сменами, вы сможете передохнуть.
— Никаких проблем, сэр.
— Как насчет чая? — Эвис высунула голову из-за двери.
— Я бы не отказался от еще одной чашки, — сказал Барнаби. — Но я возьму чай с собой.
В гостиной Дженнингсов расстановка сил слегка изменилась. Элфриды и Кабби уже не было. Эдвард Холлингсворт устроился у окна и углубился в разговор с бухгалтером «Пенстемона». Его жена собирала грязные тарелки и складывала стопкой на большой деревянный поднос. Трой устроился рядом с Симоной, все так же сидевшей на зеленом бархатном кресле.
Барнаби, незамеченный, наблюдал за ними обоими. Симона что-то говорила с запинкой, кусала губы, хмурилась, колебалась, снова говорила. Руки ее беспрестанно двигались. Они то касались белого израненного лба, то прижимались к груди, то приглаживали взъерошенные, отливающие серебром волосы. На ней было простое хлопковое платье в розово-белую полоску с приколотой к воротнику веточкой резеды. Под ним четко обозначалось напряженное, как струна, тело.
Трой слушал, и все его существо было охвачено нежностью. Время от времени он кивал. Иногда говорил что-то. Барнаби, как ему показалось, прочел по губам: «Я так вам сочувствую».
Он подошел к женщине возле стола, представился.
— О, я знаю, кто вы. — Каждое слово получалось округлым, твердым, обособленным, как полированная галька. У нее был сильный шотландский акцент. — Вы тратите так много времени, чтобы выяснить, кто виноват в смерти моего деверя.
— Когда вы приехали, миссис Холлингсворт?
— Вчера. Мы получили сообщение от поверенного Алана и завтра утром встретимся с ним. А после этого сразу же вернемся домой. Мой муж должен готовиться к еженедельной проповеди. — И на случай, если Барнаби не до конца осознал все высокое положение супруга, добавила: — Эдвард посвящен в сан.
«Да, — подумал старший инспектор, взглянув на бескровный профиль и ханжески поджатую нижнюю губу. — Очень на то похоже».
— Насколько я понимаю, между вашим мужем и его братом несколько лет сохранялось какое-то отчуждение.
— Нет-нет. Возможно, они общались не слишком часто, но отчуждения не было. На самом деле за последние несколько месяцев они говорили не один раз.
— Но я прав, думая, что вы не одобрили его второй брак?
— Поскольку мы не признаем развода, для нас не может быть и второго брака. — Она взяла поднос и обнажила в натянутой улыбке пожелтевшие, как могильные камни, зубы. — Думаю, Господь назвал бы это прелюбодеянием.
Вот тебе и раз! Барнаби проводил взглядом ее удаляющуюся в сторону кухни фигуру. Длинную, тонкую, прямую, как шомпол, и жесткую, как кочерга. «Черт возьми… Не хотелось бы мне рядом с нею согревать свои ноги зимней ночью».
Он направился к парочке в углу, заранее радуясь приятной перемене мизансцены.
— Как вы себя чувствуете сегодня, миссис Холлингсворт?
— О, инспектор!
Они были как две белые голубки, эти ее руки. Красота, очарование возвращались к ней. Косметики совсем немного, и нанесена она с таким искусством, что почти незаметна. И до чего же длинные и шелковистые у нее ресницы…
— Гораздо лучше, как я вижу.
— О да. Спасибо.
— Сержант, до дальнейших распоряжений здесь будет полиция. Это нужно объяснить миссис Дженнингс. Так что не окажете ли вы мне любезность? Позовите ее.
— Прямо сейчас?
— Да. Сейчас.
Ударение на втором слове нельзя было не заметить. Трой неохотно поднялся на ноги. Он улыбнулся Симоне — смесь утешения и ободрения — и отступил. К несчастью для него, миссис Дженнингс выбрала этот момент, чтобы улизнуть в сад через французское окно. Все еще тревожно оглядываясь через плечо, Трой последовал за ней.
— Эвис была так добра, — объяснила Симона, — и ее муж тоже.
— Тем не менее вы, я думаю, с нетерпением ждете возвращения домой.
— Домой?
— В «Соловушки».
— Я никогда туда не вернусь. — Ладони ее яростно вжались в колени. — Ненавижу этот дом.
— Значит, вы помните, как несчастливы были там?
— Да. — Она неуверенно посмотрела на него. — Кое-что помню особенно хорошо.
— Понимаю. Я хочу задать вам вопрос, Симона.
Ее зрачки расширились от волнения.
— Это не имеет никакого отношения… Ну, разве что косвенное. Пожалуйста, не волнуйтесь.
— Вы, должно быть, думаете, что я очень глупая.
— Нисколько. — Барнаби улыбнулся. — Вы помните, как перед самым уходом оставили коробку со стеклянными банками в патио для Сары Лоусон? Чтобы она забрала их?
— Банки? Какие банки?
— Стеклянные, с откидными крышками. Для домашнего консервирования.
— Не могу… Подождите минутку. Да. Для праздничной распродажи.
— Совершенно верно. — Он едва удержался от того, чтобы не сказать «хорошая девочка», потому что, дав правильный ответ, она обрадовалась, как ребенок.
— А теперь припомните, где вы их взяли?
— Ну, дайте подумать. — Она нахмурилась, вздохнула и снова наморщила лобик. — На этой же церковной ярмарке, должно быть. Там от каждого ждут, чтобы он что-нибудь купил. И поскольку почти все, что там выставляют на продажу, довольно нелепо, на следующий праздник это приносят снова. Одна уродливая настольная лампа появлялась на ярмарке из года в год.
— Превосходно, — одобрил старший инспектор. — С этим мы разобрались.
— Теперь все?
— Пока да.
Она расслабилась, убрала руки с колен. Но пальцы, должно быть, впивались в колени так сильно, что оставили на ткани платья отпечатки.
— Что вы имели в виду, когда сказали Гевину, что здесь будет полиция?
— Это для вашей же безопасности, миссис Холлингсворт. — «Правда же, Гевин? Мы об этом позаботимся».
— Разве еще не все кончено? — Даже под косметикой было заметно, что ее лицо побледнело. — Я имею в виду…
— Сэр, сообщение передано. — Вновь появившийся сержант Трой встал навытяжку посреди ковра, бросая вызов любому, кто захочет его потеснить.
— Хорошо. — Барнаби встал. — Уходим.
Когда они подошли к машине, которую оставили на стоянке у «Лавров», возле нее, привалившись к капоту, их поджидал Грей Паттерсон. Явно встревоженный, он двинулся им навстречу.
