— Успокойся, мальчик. Не надо плакать, — бормотал он. — Все будет хорошо. Кончится война, и ты найдешь свою маму. Вы снова будете жить в мире, ты пойдешь учиться…
Рядовой Карл Зоммер плакал навзрыд, вдавливая лицо в сукно мундира на груди Фраса.
— Кто твой отец, Карл? Где он?
— Мой отец — солдат фюрера! — выкрикнул Зоммер. — И я солдат! Я солдат! Я солдат!!
Он неожиданно заснул прямо на руках учителя. Видимо, сработала защитная реакция. Детский мозг не выдержал напряжения. Фрас перенес Карла на генеральскую постель и сел рядом с ним. Крест на груди мальчика сполз под мышку, мундир был великоват…
Вайсберг отошел к окну и долго смотрел на светлеющее небо.
— Мой совет вам, учитель, — уходите из замка, — задумчиво произнес он. — Сорвите погоны и ступайте на все четыре стороны. К русским, американцам… Я вас отпускаю. Вы человек гражданский, далекий от войны.
— Я останусь здесь, — решительно и тихо сказал Фрас. — Мы должны уйти из замка все или вывесить белый флаг… Если все здесь погибнет, то и я…
— Вы фанатик! — отрезал Вайсберг. — Уходите!
— Фанатизм ради спасения культуры оправдан, — уверенно произнес учитель.
— Никакой фанатизм не имеет оправдания! — Командир роты резко обернулся к двери — на пороге стоял Арищин. Он хотел что-то сказать Вайсбергу, но заметил Фраса.
— Вы? — удивился он. — Вы что, вернулись?!
— Да, я посылал его в разведку, — ответил Вайсберг. — И он справился с заданием. Дайте мне, Арищин, сигарету! Русские всегда перед смертью просят выпить или закурить. Так это, Арищин?
— Не могу знать! — Арищин протянул сигарету и щелкнул каблуками. — Мы спасены, господин гауптман!
— Тише, — бросил Вайсберг, прикуривая. — Мальчика разбудите…
Муханов поддернул рукав гимнастерки и глянул на часы. Пять. Время вышло. Артиллеристы зарядили орудия и лежали в ожидании команды. Из замка еще стреляли, но теперь уже только из двух окон. Сигналом о выходе гарнизона из крепости должно быть прекращение огня и белый флаг, выброшенный на третьем этаже в левом крыле. Флага не было, стрельба продолжалась…
Муханов связался с командиром дивизии и попросил отложить начало огневой подготовки еще на тридцать минут. Похоже, в замке шли какие-то сборы. Наблюдатели докладывали, что замечено движение на первом и втором этажах; что из гарнизона высылали разведку; что спускался к реке и вскоре вернулся обратно офицер…
Светало. Сейчас, в сумерках, стали видны следы ночной пальбы из замка. Много деревьев оказалось повалено, у других взрывами сорваны кроны, а тополя превращены в щепы пулеметными очередями. Муханов пробрался в окоп и приник к окулярам стереотрубы. Стены замка казались еще черными, в узких оконных проемах стояла тьма. Только из двух посверкивали вспышки пулеметного огня.
— Патроны жгут, — пояснил боец. — Остальных-то, видно, в сон сморило, а эти терпят… Ишь что делают, а? Вот собаки!
Пули взбили глину на бровке окопа, смачно влипли в стволы деревьев.
— Пристрелялись к окопам-то, — сказал боец. — Пацаны — пацаны, а, глядишь, и не додюжишь до конца войны… Вдарить бы надо, товарищ полковник! Рассветет, так они проснутся…
В окоп скатился комбат Глотов, отряхнул гимнастерку, вытер пот.
— Все готово, товарищ полковник, — доложил он, — танки пойдут с флангов. Артиллеристы первым залпом бьют решетку, поэтому роты отходят в глубину парка. И нам пора, товарищ полковник…
— Спокойно, комбат, — не отрываясь от стереотрубы, бросил Муханов. — Бить решетку не понадобится.
— Вы все еще надеетесь, товарищ полковник? — спросил Глотов. — Время вышло, этого перебежчика наверняка расстреляли… Жалко, конечно, старика, но сам виноват. Свои же ученики, поди, и расстреляли… Товарищ полковник, вы чуете, какая это страшная штука! Это что за ученики тогда? Что они за люди?.. Чуете?
— Чую, — сказал Муханов. — Фашизм…
— Да, — отозвался комбат. — Во дела! Где же их, сволочей, уговоришь?
— Попробуем, — Муханов выбрался из окопа и направился в глубь парка, где стояла машина спецпропаганды.
Мощные динамики были выставлены на опушке, замаскированы среди деревьев, и только один висел на чугунной решетке. Один динамик устанавливали обязательно на видное место, чтобы отвлечь внимание противника от остальных. Обычно этот видимый динамик немедленно расстреливали, но радиовещание продолжалось. Это был психологический прием, который приводил не желающего сдаваться в плен противника сначала в бешенство, а потом, как следствие — в угнетенное состояние.
— Внимание! Внимание! — прогремело над площадью. — Немецкие солдаты и офицеры! Советское командование обращается к вам с предложением прекратить огонь и сложить оружие! Жизнь гарантируется!..
Видимо, из замка рассмотрели динамик на решетке, и пулеметный огонь усилился, за несколько секунд превратив громкоговоритель в щепки и лохмотья. Но голос продолжал говорить на чистом немецком языке.
Комбат сплюнул на дно окопа и оглянулся назад — туда, где стояла машина спецпропаганды. Пора кончать эту канитель! Только весь гарнизон разбудили!
Но пулеметы противника неожиданно смолкли. И голос в динамиках смолк. Глотов огляделся…
В левом крыле замка из окна третьего этажа свисало белое полотнище…
Комбат выбрался на бруствер окопа и сел, бросив полевую сумку на колени. Не верилось! Не могло быть! Неужели сейчас начнут сдаваться? Это те, что всю ночь поливали из пулеметов?!
— Товарищ капитан, к телефону! — окликнул его телефонист.
Оборачиваясь на замок и не прячась, Глотов пошел в подземелье. У аппарата был комдив.
— Ну что, Глотов, — спросил генерал. — Взял замок?
— Так точно, товарищ генерал! — отрапортовал комбат. — Выбросили белый флаг!.. Только это не я брал, а полковник Муханов.
— Где он сейчас?
— У меня в батальоне!
— Позови его к аппарату!
Комбат выскочил из КП, огляделся в поисках связного. Бойцы его рот, выбравшись из окопов, стояли на опушке парка и смотрели на замок. Солнце, невидимое из-за деревьев, окрасило его башни и шпили, крышу, слуховые окна. Багровый его свет медленно сгонял черноту со стен. Глотов подбежал к бойцам и тут увидел, как сквозь пролом в чугунной решетке прошли два человека, которых можно было узнать на любом расстоянии. Подвижный, крепкий полковник Муханов и толстый, неповоротливый переводчик Зайцев. Они вышли на площадь и направились к замку. Глотов, стоя среди бойцов, невольно залюбовался.
Это было зрелище, не виданное еще комбатом. Два человека, по сути, голыми руками, взяли хорошо вооруженную крепость и теперь шагали к ней так, словно завершили трудную работу, — немного утомленные, но довольные. Муханов шел впереди и, сняв фуражку, размахивал ею в такт шагам; Зайцев отставал и затем догонял начальника тяжелой трусцой.
