Именно это погубилоАнгеррана и привело его к гибели.[1485]
Очевидно, что никто не знал, о чем говорилось в этом письме, поэтому его незамедлительно расценили как компрометирующее Мариньи: содержание послания нельзя было обнародовать, «так как это было бы постыдно».[1486] Но это не могло стать поводом для того, чтобы казнить человека или посадить его в темницу до скончания дней. Тогда в ход пошли обвинения в колдовстве и чародействе.
Стало известно, что после визита архиепископа Филиппа де Мариньи и одной из его сестер, госпожи де Кантелу, в Тампль к заключенному,[1487] Алис де Монс и ее золовка пригласили к себе формовщика Жака де Лора, его жену, хромоножку по имени Эрене, и их сына Пайо. Они вылепили фигурки из воска, с помощью которых намеревались околдовать короля, графа Валуа и принцев, чтобы освободить Ангеррана и отомстить за него. Эти люди действительно существовали, в этом нет никаких сомнений: Жака де Лора арестовали, и он повесился в темнице, по крайней мере, согласно официальной версии; его жену сожгли на костре как колдунью, а мальчика повесили на Монфоконе, чуть ниже, чем Мариньи.[1488] Само собой, именно Карлу Валуа стало известно об этой истории, и именно он приказал арестовать всех, включая Алис де Монс и ее золовку.[1489] Это совершенно не удивительно.
Вполне возможно, что две женщины применяли какие-нибудь магические приемы; также возможно, что они обратились к услугам неких темных личностей, чтобы, например, организовать побег Ангеррана. В любом случае, обвинение в колдовстве, которому некогда подверглись Бонифаций VIII и Гишар де Труа, позднее было выдвинуто против самого Мариньи Людовиком Неверским, но тогда речь шла о попытках навести чары на короля с целью заполучить его власть.[1490] Согласно народным представлениям, Ангерран обладал весьма внушительными колдовскими способностями: по слухам, он вызвал к себе в темницу своего личного демона; и тот ответил ему, что, как он раньше говорил, власть Ангеррана продлится до того дня, когда не будет ни папы, ни короля, ни императора, и этот день пришел, поскольку король все еще не был коронован и, следовательно, не являлся настоящим королем.[1491]
Была ли история с восковыми фигурками придумана Карлом Валуа, либо же он просто раздул ее до необычайных размеров и использовал в своих целях – Мариньи не имел к этому никакого отношения. Если бы он попросил провести эти магические манипуляции, то скомпрометировал бы архиепископа Санского; и даже если это действительно было так, его ответственность не была бы полной. Но так подробно этот вопрос никто не – разбирал. Несмотря на то что во время процесса вина Ангеррана не была доказана, он все равно был осужден. Король более не мог защищать Мариньи, так как теперь это показалось бы неприличным, и Карл Валуа, наконец, получил возможность избавиться от своего врага не только на время, которое он провел бы в ссылке и, возможно, сумел бы использовать против самого Карла.
В субботу 26 апреля Мариньи вновь отвезли в Венсенн. Людовик X и окружавшие его бароны находились в зале, где было доселе невиданное скопление народа,[1492] сообщает Жиль Ле Мюизи (который сам там не присутствовал)…[1493] Алис де Монс и госпожа де Кантелу, хромая Эрене и Пайо – без Жака де Лора, само убийство которого все упростило, – предстали перед судом выслушали приговор: две первые дамы должны были отправиться в тюрьму, остальные на смерть.[1494] Мариньи попросил разрешения защищаться. Это не составило бы для него труда, поскольку он не был виновен ни в тех преступлениях, которые приписывал ему Жан Аньер в предыдущем месяце, когда он не захотел отвечать без подготовки, ни в колдовстве. Что же до письма королевы Маргариты, обвинителям пришлось бы объяснять, почему они приводят его содержание в качестве довода. Поэтому Карл Валуа от имени короля отказал ему в праве голоса,[1495] и никак не мотивировав свое решение, заседатели вынесли свой приговор. «Постановлением нескольких баронов, пэров, рыцарей и баронов королевства Французского, здесь собравшихся»,[1496] Ангерран де Мариньи был приговорен к смерти.
Это было одно из последних постановлений, вынесенных королем лично, в феодальной курии. Людовик X судил не один; участие баронов было совершенно очевидным, и Жоффруа Парижский показал нам, как они требовали от короля осудить Ангеррана.[1497] Следовательно, это не просто пример того, как король лично воспользовался своей судебной властью, обычно делегировавшейся – позднее эта практика ляжет в основу «Lit de justice»[1498]в парламенте. О парламенте, как и о королевских комиссарах, в деле Мариньи и речи не шло. Рыцаря, барона – де Мариньи – и верховного судью, Ангеррана, согласно феодальному кодексу, судил его сеньор и его пэры. Мы заострили внимание на Необычном характере этого судебного процесса 1315 г., поскольку такой порядок его проведения был установлен еще франками и впоследствии его придерживались только на собрании палаты пэров.
