Внутри самого режима тоже возникли разногласия: поколение 50-х годов, в отличие от поколения 30-х, не считало, что любые политические разногласия представляют собой нарушение порядка, и что защита «общественного порядка» должна быть главной целью государства. Книга инженера Феррейры Диаша «Линия курса», в которой отстаивалась настоящая необходимость индустриализации страны в качестве единственного пути к глобальному прогрессу, была горячо воспринята. В результате тезис о том, что «Португалия является главным образом сельскохозяйственной страной», который до этого доминировал и привел к тому, что «хлебные компании» достигли тройного увеличения продукции, был отодвинут на второй план. Ему сохраняли верность лишь наиболее консервативные слои общества и крупные землевладельцы.
Политика глобального экономического прогресса была в течение третьей четверти века запрограммирована «планами развития», которые являлись обязательными для государственного сектора экономики, но всего лишь ориентирующими — для частного. Несмотря на то что частный сектор экономики всегда оставался далеко от поставленных целей, экономическое положение страны глубоко изменилось благодаря этим планам. С 1928 по 1950 г. государственный бюджет увеличивался медленно (с 2 до 5 млн. конту); в 1960-м достиг уже 10 млн., а в 1970-м — 30 млн. конту, причем без крупных внешних кредитов. При этом валовой внутренний продукт (ВВП) рос медленно, но постоянно. Это было вызвано в основном развитием промышленности, которое подстегнули достижения в передовых технологиях, особенно химической и металлообрабатывающей отраслей. Именно они достигли ежегодного роста в 20% в период между 1970 и 1973 гг. В целом за этот отрезок времени совокупный рост промышленности составил 36%.
Приведенные цифры, высокие даже в сравнении со среднеевропейскими показателями, были далеки от низких показателей в сырьевой отрасли, особенно сельского хозяйства, в котором практически не отмечалось развития. Это объясняется сохранением традиционных структур владения и пользования землей, нехваткой предприимчивых людей с техническим образованием, а также исключительно ориентирующим характером планов в отношении частного сектора экономики. Стагнация сельского хозяйства по сравнению с промышленностью хорошо видна благодаря следующим цифрам: в период с 1956 по 1971 г. сельскохозяйственное производство увеличилось с 16 до 18 млн. конту, тогда как промышленное производство подскочило с 19 до 64 млн. конту (в ценах 1963 г.).
Таким образом, показатель глобального роста ВВП в момент наибольшего ускорения составил 7,5% (отчет о государственном бюджете за 1971 г.). Это был показатель, представлявший собой значительный прогресс по сравнению с любым прежним периодом, но все-таки недостаточный для преодоления отставания от развитых стран Европы, которые, стартуя с гораздо более высоких позиций, продвигались вперед значительно быстрее. О достигнутых результатах судили с точки зрения этих двух перспектив: их сравнивали с прежним состоянием национального развития, считая проявлением прогресса; но сравнивали и с европейскими достижениями, видя возрастающую отсталость.
Отставание села от города, унаследованное от прошлых веков, преодолевалось лишь частично, причем под косвенным воздействием индустриализации. Наличие двух очень разных уровней зарплаты на селе и на промышленных предприятиях имело в XX столетии такие же последствия, как и в XIX в.: сильный всплеск эмиграции, стимулируемой близостью рынков рабочей силы на европейском континенте со значительно более высокими уровнями заработной платы. Наибольшая интенсивность эмиграционного потока пришлась на период между 1960 и 1970 гг., причем в основном он был направлен во Францию.
Эмиграция способствовала как отрицательному, так и положительному влиянию на сельскую жизнь. С одной стороны — запустение некоторых бедных районов внутренней территории. С другой — повышение зарплаты, вызванное нехваткой рабочей силы, и подъем уровня жизни на селе, где многочисленные семьи эмигрантов начали жить так, словно они получали жалованье на промышленных предприятиях. Влияние радио и телевидения ускорило изменения. Коллекционеры крестьянской экзотики считали безвозвратной утратой появление селянок с короткими волосами или замену крестьянских праздников под пение хора музыкой из громкоговорителя.
Изменилась и структура населения. В 1900 г. в сельском хозяйстве все еще было занято 61,4% экономически активного населения (19,4% в промышленности и 19,2% в сфере услуг). В 1970 г. совокупная занятость в агросырьевом секторе составляла уже 31%, в промышленности — 34, а в сфере услуг — около 35%. Однако этот 31% в сырьевой отрасли производил всего 19% ВВП, тогда как 34% занятых в промышленности — 46,4%. Это огромное различие между 1900 и 1970 г. в структуре занятости и ВВП отражает разницу в производительности труда в данных отраслях экономики. Португалия окончательно перестала быть «преимущественно сельскохозяйственной страной».
Наибольшие выгоды от экономических перемен получил средний класс. Число предприятий резко выросло и в 1970 г. достигало примерно 100 000; подавляющее большинство были мелкими предприятиями, на которых было занято пять работников или даже меньше. Предпринимателями в новых видах экономической деятельности, таких, как грузовой транспорт и ремонт автомобилей, а также в других, которые быстро развивались, как, например, гражданское строительство, выступали бывшие рабочие, ставшие представителями среднего класса в первом поколении. Весьма заметным признаком роста среднего класса стало разрастание Лиссабона и всплеск обучения в школах. Столица вдвое увеличила свою территорию, поглотив окрестные города, которые в начале века все еще были деревенскими зонами; к трем историческим этапам развития Лиссабона (средневековому, периоду Помбала и буржуазной либерализации) добавился четвертый, отмеченный возведением десятков тысяч зданий с квартирами для мелкой буржуазии. В области просвещения посещение необязательных и к тому же платных занятий увеличилось со 168 000 в 1950 г. до 480 000 в 1970-м. В этот же период показатель обучающегося населения поднялся с 89 до 177%. Разумеется, ни рост городов, ни увеличение численности обучающихся не являются особенностями только развития Португалии, а представляют собой общеевропейские тенденции; при этом период, в который они проявились в Португалии, позволяет лишь констатировать ее развитие в контексте эволюции Европы.
Оппозиционность режиму росла таким же темпом, что и экспансия среднего класса. Ограничения политических прав, которых сначала желал и с которыми потом мирился средний класс, имевший сельские корни, на этапе экономической депрессии (он усматривал в ограничениях «политику порядка»), начал ощущать растущий новый средний промышленный и торговый класс как невыносимые препоны. В новых рамках ценностей концепция порядка была заменена свободой, а безопасность — прогрессом. Стремление к свободе начиная с 1945 г. ощутила и благосклонно расположенная, и враждебная режиму буржуазия; первая вдохновила проект либерализации, а вторая — стремление к революции, хотя и буржуазной, которая не уходила бы далеко от возврата к демократическому парламентаризму и обеспечению политических прав, прав на свободу собраний и свободу слова. Эта идея свободы проявила весь свой динамизм во время избирательной кампании генерала Умберту Делгаду в 1958 г., когда он получил горячую поддержку большой части мелкой и средней буржуазии в городах. Потрясение режима оказалось столь сильным, что после этой кампании Конституция была изменена: теперь предусматривалось избрание президента республики ограниченной коллегией выборщиков во избежание будущих кризисов. Это изменение, предложенное правительством, вызвало противодействие Национальной ассамблеи, но тем не менее было одобрено.
