Тем не менее позднее, уже в XIX веке, немецкий историк Ганс Пруц, скрупулезно изучив все документы, имевшие отношение к тамплиерам, доказал, что многие из них были заражены катарскими идеями и занимались колдовством. С другой стороны, американский специалист по истории инквизиции Генри Чарлз Ли, опубликовавший свой труд через десять лет после Пруца, заключил, что тамплиеры были абсолютно невиновны. Он пишет, что никаких конкретных фактов сатанизма не существует, а все их «признания» выбиты под пытками. Его выводы подтверждаются словами Пьера Булонского: «Полная беспомощность жертв, хотя бы раз обвиненных в ереси, независимо от высоты их положения не позволяла им выдержать жесткое давление папской инквизиции».
Сталинские процессы над «врагами народа» уже в 30-е годы XX века наглядно показали, что применение даже не самых жестоких средств воздействия, например лишение сна, заставляет человека оговаривать себя, своих друзей и близких. Костоломы Филиппа Красивого отличались такой же жестокостью, как и следователи НКВД или гестапо, а его ближайшие приспешники, Гильом Ногаре и Гильом де Плезан во лжи и клевете не уступали Геббельсу. Намеренное преувеличение или искажение реальных событий способно заставить допрашиваемого – особенно такого, который неспособен увидеть разницу между безобидным проступком и преступлением (из-за отсутствия необходимых знаний и опыта), – изменить оценку событий. Так, почитание образов Христа или Иоанна Крестителя можно намеренно ассоциировать с идолопоклонством; верёвку, обернутую вокруг пояса – традиционный обычай среди тамплиеров и привычный паломнический талисман, – объявить дьявольским орудием; а невинный поцелуй, который в человеческой жизни – как светской, так и духовной – просто завершает ряд привычных ритуалов общения, вдруг однозначно связать с гомосексуальными отношениями.
Кстати, остановимся на проблеме гомосексуальных наклонностей тамплиеров. Насколько она в действительности была актуальна? Для сравнения отметим, что в последние годы общественное мнение в отношении гомосексуализма в Европе и Америке изменилось – от категорического отрицания до устойчивой толерантности. На этом фоне утверждение, будто среди тамплиеров не было геев, теперь представляется даже некоторой «гомофобией». Так, французский историк Жан Фавьер оправдывает подобные отношения между братьями «отсутствием женщин и влиянием Востока». С ним соглашается и его американский коллега Джозеф Стрейер, считающий, что гомосексуализм неизбежно сопутствует любой чисто мужской организации, и приводит в качестве примера британские закрытые частные привилегированные средние учебные заведения для мальчиков.
Но можно ли подходить с современной меркой к оценке этого греха среди братьев-рыцарей? Разумеется, наивно думать, будто средневековое общество не имело представления об этом явлении: гомосексуализм был весьма распространен среди дворянской знати. Наверное, о Ричарде Львиное Сердце, в силу его «заряженности» на женский пол – такое вряд ли скажешь, а вот беспорядочный образ жизни и неразборчивость Фридриха II подтверждаются многочисленными связями не только с девочками, но и с мальчиками. Его сенешаля в Святой земле Ричарда Филангьери тоже обвиняли в любовной связи с бальи Акры Филиппом Могастелем – правда, стоит заметить, что сведения эти распространяли его недоброжелатели из семьи д'Ибелен.
То, что грех содомии среди братьев-тамплиеров действительно имел место, подтверждается упоминанием в Своде орденских правил о конкретном таком случае в параграфе «Подробности наказаний». Но надо подчеркнуть, что «само по себе действие было настолько оскорбительным», что магистр и старшие рыцари Дома постановили не выносить этот проступок на капитул. О том, с каким неприятием относились к подобным прегрешениям сами братья, говорит и такой факт: под пыткой тамплиеры, и среди них Жак де Моле, сознались во всех предъявленных им – куда более тяжких – обвинениях, кроме содомии. Поэтому, если оставить в стороне присущие нам, людям XXI века, предубеждения, можно смело сказать, что содомию тамплиеры осуждали. И конечно, следует рассматривать все обвинения в ереси, идолопоклонстве и святотатстве как недоказанные. Как недавно написал Малкольм Барбер в работе «Повторный суд над тамплиерами» («Тhе Тrial of the Templars Revisited»), «в целом все современные историки сходятся во мнении, что тамплиеры невиновны в тех преступлениях, за которые пострадали».
И все-таки как можно сформулировать приговор истории рыцарям ордена Храма? Питер Партнер в своих «Убитых волшебниках» так страстно и умело защищает репутацию храмовников, пострадавших из-за подлинно сатанинских замыслов Филиппа Красивого и Климента V, а также «мистификаторов и путаников» из масонских рядов, что в результате мы по-прежнему имеем довольно неясную картину. А между тем самой верной характеристикой средневековых тамплиеров, по его же словам, можно назвать их заурядность: «Они являлись обычными людьми и не обладали какими-то сверхестественными способностями». Падение же ордена произошло именно в результате «их посредственности и даже пассивности… когда большинство, включая их руководителей, в самый ответственный момент судебного расследования просто не знали, что сказать».
В некоторой степени подобный диагноз столь же нелицеприятен, как и мнение масонов или того же Филиппа Красивого. Так ли уж они были заурядны? Действительно, если сравнить типичного рыцаря-тамплиера, какого-нибудь графа де О. из свиты Людовика IX, с мусульманским рыцарем вроде Усамы ибн-Мункыза, то по нынешним меркам сарацин будет выглядеть более развитым человеком. Усама не только набожен и храбр – он умелый охотник, а кроме того, поэт. А вот граф де О., по описанию Жана де Жуанвиля, предпочитал не поэзию, а другие развлечения, попроще: «он брал небольшую баллисту и обстреливал из нее мою палатку камнями. Заметив, что мы обедаем, он направлял свою машину на стол с едой и, прицелившись, разбивал вдребезги все тарелки и бокалы». А однажды шутки ради перебил у Жуанвиля всю домашнюю птицу – кстати, до сих пор это одна из любимых забав британских офицеров.
Насколько братья-тамплиеры отличались от рыцарей вроде графа де О.? В какой степени религиозность возвышала их над светским рыцарством? И если в бою братья-рыцари отличались не меньшей смелостью, чем миряне, то и в невежестве они были равны. В сатирическом памфлете, который в XIII веке написал фламандский трубадур Жакмар Жиле, дается выразительный портрет храмовника, намного менее образованного, чем его коллега-госпитальер: он «не слишком умелый оратор, его доводы просты и коряво изложены, поэтому он талдычит одно и то же – «мы защитники Святой Церкви», а еще пугает опасностью, которая грозит нам с Востока…» Не правда ли, этот образ имеет немалое сходство с образом простодушного Жака де Моле, какой сложился за много столетий?
Но недостаток утонченности вовсе не исключает достойного и надлежащего исполнения своего долга, в том числе церковного. Огромное уважение к тамплиерам со стороны архиепископа Кентерберийского Джона Пекхэма – он жил примерно в то же время, когда была написана упомянутая сатира, и отличался величайшей честностью, прямотой и аскетизмом в личной жизни – свидетельствует о высоких нравственных правилах в ордене Храма.
Таким образом, окончательная оценка деятельности тамплиеров должна определяться анализом жизни всего католического христианства, особенно в период его длительных войн с исламом. В целом крестовые походы – как и инквизиция – в наши дни воспринимаются негативно. Дидро в статье, посвященной крестовым походам и помещенной в знаменитой «Энциклопедии», называет Святую Гробницу «куском скалы, не стоящим и капли человеческой крови». По его мнению, крестоносцами двигали обычная жадность, «глупость и фальшивое рвение». Шотландский философ Дэвид Юм считал, что они поставили «самый выразительный и грандиозный памятник человеческому безрассудству, которое проявлялось во все времена и у всех наций».
