И показалось мне, как сероглазый Рудольф — самый грустный из Ангелов, улыбнулся из голубого света и поднёс к губам трубу.
«Всё-таки он утонул… — мельком подумал я. — Перед тем, как стать Ангелом».
Раскопав в грудах вываленного из шкафа барахла свои вещи, я оделся. В карманах брюк не было ничего…
Среди разгрома в кухне, по обе стороны стола, чудом не тронутого злой дудочкой, восседали бабушка и кузина Сусанна. На серой скатерти, подле весёлого кувшина с компотом, перед ними стоял поникший Непослушный.
— Вы позабыли, кто здесь может кричать! — вещала бабушка, преступившая все лимиты по сигаретам. — Кричу здесь я!
— Не волнуйся, не волнуйся, — дребезжала рядом кузина. — Будет тиснение…
Мышонок всхлипнул.
Я вежливо покашлял в дверях. Присутствующие не моргнули и глазом. Я покашлял ещё раз, менее деликатно. Существа из аквариума уставились на меня неодобрительно и испустили цепочки пузырьков. Сзади повеяло тёплым воздухом, я осторожненько оглянулся, а ведь этого делать не стоит. За спиной моею стояла Анаит, и глаза её посверкивали во тьме. Несмотря на многократные купания, слабый запах мокрой шерсти сопутствовал ей. «У всех у них своё „Быть может“», — подумал я. И спросил:
— Как это вы тут оказались?
— Я знаю много входов… — туманно ответила она.
— А выход? — спросил я её.
— Выход найдётся, — будто мурлыкнула она. — Почти всегда, он один. Но вот время…
Я вошёл в кухню окончательно и кашлянул, довольно громко…
— Но что ты перхаешь? — спросила бабушка, дунув дымом. — Снова пил зимную воду?
— Ещё я переохладил ноги, — злобно ответил я, — и испачкал их…
— Но, смотрю, ты был в ванной? — и бабушка раздавила остаток папироски в черепахе.
— Да, — светски отозвался я, — там немало интересного…
— Что то есть, интересне? — отозвалась Сусанна. — Ароматное мыдло?
— Кому и мыло интерес, — ответил я. — А вы тут как? Обнажили суть?
Сусанна, в душевной расслабленности, скинула паричок и напоминала ящерицу-игуану.
— Похожи на Пьеро, — в утешение ветшающей Сусанне, сказал я. На голове кузины красовалась чёрная сеточка, удерживающая всё ещё обильные кудри, оттенок которых вызывал интерес. Неподдельный…
— Трагическая роль… — хрипло сообщила кузина. — Всегда третий…
— Три — число магическое, — заметил я, придав себе таинственности.
— Так вот и я говорила с самого начала — тут черезмерно магии, ведь никто не дослушал. Зря. Вобще, ты, Геля всегда не дослушиваешь… Стремишься к эгоисту.
— Эгоиста — то вальс или чайник, — мягко сказала бабушка. — Я не эгоист — я диктатор.
— Дуче, — кашлянула дымом Сусанна и улыбнулась. — Как есть.
— Проходи, Лесик, к столу, к тебе разговор, — добродушно сказала бабушка. — Присядь, будь ласков.
— А сказочные существа будут? — осведомился я. — Гномы, эльфы, Ох[144]?
— Про гномов не скажу, — несколько плотоядно ухмыльнулась бабушка, — но есть оборотень прелестный. Чем не сказка? Охать будет Сусанка, слово гонору, она может.
— Говоря об оборотне, кого ты имела в виду? — склочно осведомилась Анаит. — Нет, Гелюня, интерес не пустой, ребёнку ведь надо разъяснить.
— Мышку! — сурово ответила бабушка. — Если тебе неизвестно, то до рассвета чуть… Лесик, — спросила она, выложив руки на стол и внимательно глядя мне в глаза, — как ты нашёл то место?
— Какое? — осведомился я, поморгав на всякий случай, чтобы сбить ей знание.
— То, куда направили тебя чары, — уточнила бабушка.
— С трудом, — сообщил я. — Темно там было и грязно. Дымом воняло. И люди такие…
— Какие? — высунулась вперёд, угнездившаяся на тахте Анаит. — Благородные или чернь?
— Бескультурные, — нашёлся я, — одно вредительство. И насмешки…
Бабушка сложила брови домиком и посмотрела на кузину, та в ответ пожала плечами.
— Характеристика размытая, — покашляла Сусанна. — Вот до войны, в Опере, на «Лоэнгрине», я…
— Лесик, — торжественно продолжила бабушка, поддёрнув рукав в сторону кузины. — Ты был вежлив? Достаточно вежлив? Со всеми встречными?
— С некоторыми да… — беспечно ответил я. — Кое-кому пришлось сломать дудку и насыпать песка в глаза. И там ещё все такие жадные: чуть что — «Что дашь?…» — Что… что, — рассердился я сам на себя, — по шее, больно.
Воцарилась тишина, слышно было, как поскуливают под печкой крошечные псы.
— В самом деле? — уточнила бабушка и потрогала гемму. — Кхм! Хорошо, что ты справился.
— Да, ведь больше некому, — дерзнул я. — Самые магические сидели здесь. Ду́сились.
Бабушка встала, лицо её зарозовелось, пальцы дёрнули «обрус».
— Май менший язык, а то урежу, — грозно сообщила она. — Твои деяния никто не умаляет… Ро́ланд.
Анаит фыркнула и явно попыталась дёрнуть спиной.
— Кого ты встретил? Конкретно! — спросила бабушка и обошла стол, оказавшись передо мною.
— Так, ну гномов не было, — буркнул я, бабушка отвернулась, — с волками тоже разминулись, и с русалкой, — продолжил я. — А вот лиса…
Вся троица уставилась на меня, разными оттенками зелёного. Абажур мигнул у нас над головами, бокалы на столе издали тонкий поющий звук — старое стекло хранит чужую память долго.
— Лису? — спросила Анаит и лицо её пошло страдальческими морщинками. — И… и как она?
— Ну как может быть лиса? — рассудительно ответил я. — Животное рыжее. Не без подлянок, конечно. А так очень даже ничего — упитанная.
Я помолчал. Из очага потянуло смолистым дымком, видно, тучи собрались к утру засыпать город снегом. Я выпил компоту и добавил, — её чуть не пришибли, но обошлось. Смылась с проклятием. Анаит охватила пальцами шею и громко, с надрывом, вздохнула.
— Ещё я видел эту… Доротею, — я пощёлкал пальцами и розмарин на окне дрогнул. — Из шкафа. Там она в палатке. Цыганской такой, ну вы знаете… вардо. В них ещё сжигают.
— Ох, — как и обещано, обмолвилась Сусанна. — Ну ладно, ладно… Ты… ты, ты запечатал?
— Ja, ja, — ответил я ей. — Их бин. Натюрлих…
— У меня вопрос, — сказала бабушка и побарабанила пальцами по столу.
— А можно вначале я? — вырвался я вперёд, снедаемый предчувствиями.
— Да-да? — с иронией отозвалась бабушка. — Слушаю тебя внимательно.
— В кои-то веки, — со значением сказал я. — Вот кто всё это будет убирать? А?
