Ознакомительная версия. Доступно 32 страниц из 157
В деятельности самого Петра I, которую автор считает в целом прогрессивной, он находит как положительные, так и отрицательные моменты. К числу первых относятся стимулирование роста уральской металлургии, превращение России из континентальной державы в морскую[1150], создание новой столицы и ряда учреждений, продолживших дело преобразования, борьба за изменение нравов[1151]. В качестве недостатков деятельности Петра I автор указывает избыток законодательства, часто неосуществленного, импровизацию и отсутствие последовательности во многих начинаниях, расточительство в использовании людских ресурсов[1152]. Кроме того, Порталь не видит экономической пользы в фискальном нажиме на церковь[1153].
Особенно подчеркивает автор национальный, «даже националистический» характер деятельности Петра. По его мнению, те, кто говорят о «западничестве» Петра I, обычно забывают, что в период, когда Петр пришел к власти, России угрожала экономическая колонизация, против которой правительство и «гости» должны были защищаться. Вся деятельность Петра I, несмотря на видимость «западничества», была реакцией на эту угрозу[1154]. Широкое обращение к иностранцам, указывает Порталь, замаскировало наличие большого количества русских ремесленников и мастеров и существование собственного архитектурно-художественного стиля («московское барокко»)[1155]; иностранцев лишь использовали, но они не приобрели никакого руководящего значения[1156]. Согласно мнению Порталя, церковная реформа Петра I усилила национальный характер русской православной церкви. Увеличение власти церкви (в отношении народных масс) автор связывает с тем, что она оказалась частью государственного аппарата: «Религиозная вера стала неотделима от „цезарепапизма“, на путь которого вступила Россия начиная с царствования Петра Великого»[1157]. Однако Порталь умалчивает о подавлении самостоятельной политической роли церкви как одного из характерных институтов старого феодального общества.
Французская историография проявила заметный интерес к проблеме русского меркантилизма. По мнению Порталя, нельзя утверждать, что экономическая политика Петра I превосходила западный меркантилизм (тезис Е.В. Спиридоновой). Заслугу Петра I автор видит лишь в оригинальном применении принципов меркантилизма. Согласно Порталю, русский меркантилизм был меркантилизмом отсталой страны и включал в себя значительную долю этатизма и строгого протекционизма при внимании к промышленному развитию[1158].
Сходные взгляды развивает Симона Блан. Она называет экономическую политику Петра I национальной по целям и меркантилистской по средствам[1159]. Критика концепции Е. В. Спиридоновой ведется ею в плане сближения тех тенденций экономической политики и экономической мысли, которые Спиридонова считает самобытно-русскими, с тенденциями западного меркантилизма. Однако автор признает, что исследование Е. В. Спиридоновой дает основание «меркантилизм» Петра I «писать и понимать… в кавычках»[1160]. По словам С. Блан, меркантилизм Петра I – логический и спонтанный ответ на экономическую обстановку, это русский эквивалент кольберизма[1161]. Блан поддерживает два тезиса советской историографии: 1) не Петр создал экономику из ничего, а предшествующая эволюция обусловила новые пути экономического роста; 2) после Петра I наблюдается не упадок экономики, а дальнейшее ее развитие (Н. И. Павленко, С. Г. Струмилин). Вместе с тем автор полагает, что советские историки недостаточно учитывают «очевидный факт» правительственного покровительства промышленности в духе меркантилизма, хотя нельзя полностью согласиться и с В. О. Ключевским, преувеличивавшим значение личной воли Петра I[1162]. В споре между Н.И. Павленко и С. Г. Струмилиным о социальном характере промышленного развития С. Блан не занимает определенной позиции, но крепостной труд она считает «аномалией», «искусственным пережитком», который можно объяснить лишь «ненормальным» сохранением крепостного режима[1163]. Однако критерий «нормальности» едва ли здесь уместен. Вообще изучение проблемы только по литературе, без анализа источников, лишает С. Блан возможности развить собственную концепцию. Ее построения весьма эклектичны и компромиссны. Влияние на них советской историографии несомненно.
Анри Шамбр, довольно тщательно изучивший «Книгу о скудости и богатстве» И. Т. Посошкова, поддерживает мнение советских историков, не считающих, что экономические взгляды Посошкова умещаются в традиционную схему меркантилизма (Б. Б. Кафенгауз, С. В. Трахтенберг, Н.К. Каратаев, П.И. Лященко, Е.В. Спиридонова). Он возражает Р. Боннару, Б. Жилю и Μ. Т. Флоринскому, которые рассматривали Посошкова как меркантилиста. Однако Шамбр отказывается видеть вслед за А. И. Пашковым оригинальность Посошкова в трудовой теории происхождения богатства. Оригинальность русского мыслителя заключается, по его мнению, в том, что Посошков выдвинул в качестве условия процветания страны, наряду с материальными ценностями, духовные и отдал им предпочтение перед материальными. Автор подчеркивает христианско-православную сущность мироощущения Посошкова и в ней видит одно из важнейших отличий его философии от рационализма меркантилистов[1164]. Трудовую же теорию Шамбр находит уже у французов XVII в. – Антуана де Монкретьена и Буагильбера.
Ознакомительная версия. Доступно 32 страниц из 157
